Книга Айфонгелие - Георгий Зотов

– (Язвительно.) У меня отсутствуют способности к телепатии.

– Иосиф Сталин… (Гордо, с ожиданием эффекта.) Ну, мчто? Язык праглатыла?

– (Пожимая плечами.) Да ничего. Если ты провела всю ночь в баре за разговором с Иисусом Христом, который сотворял тебе вино, а тебя посещали разные желания, от звонка в полицию до постели с собеседником (теперь понимаю, мне прямая дорога в ад)… Появление Сталина не то чтобы закономерно, однако вполне логически завершает вечер. Когда Иисус сидит с тобой за барной стойкой, небрежно тыча сигаретой в пепельницу, вполне естественно, что вас обслуживает Сталин или, скажем, Ломоносов. Я сутки не спала и зверски устала, выжата досуха эмоционально, у меня уже сил нет ни ахать, ни охать. Ну, Сталин и Сталин, хорошо. Давно ты у нас? Тебе здесь нравится? Ты вроде в последнее время капитально популярен.

(Крайне тяжёлый вздох до самого дна лёгких.)

– Три года. Я уже перебрал всэ варианты, пачиму я тут оказался. Предпалажыл, что это филиал ада, но даже в преисподней не можэт быть столь ужасной грузинской кухни, как в этом месте. Я нэ буду заострять вопрос, товарищ дэвюшка, откуда и зачем я в Москве именно в нынешнее врэмя. Но я ощущаю себя в вашем городе скорее искусственно созданным мифом, чем… э-э-э… нормальным живым чилавэком.

– Я не понимаю.

– Я тоже. Одни люди меня проклинают, дескать, я палач и убийца. Другие утвэрждают, что я бог-спаситель и надо рисовать с меня иконы. Ставят мне памятники, назавтра их разрушают. Даже на айфонах были мои портрэты, но их запретили[19]. Я слышал про себя гыгантское количество лэгенд. И конечно, мамой клянусь, гогона, – вот савэршэнно не ожидал после воскрэшения встретить в колыбели сацыалызма расцвет капиталыстической, троцкистско-бухаринской заразы. Магазины, рэстораны, даже автобусы – всё частное. Как вы могли опуститься до эксплуатации чилавэка чилавэком после стольких лет рэволюции? О, что бы я сейчас сделал, ваймэ.

– Расскажи конкретно. Мне всегда было это интересно.

– Расстрэлял бы ваше правительство, Госдуму, и покрасил Крэмль в синий цвет.

– А почему в синий?!

– (Смеётся.) Я так и знал, что по пэрвому вопросу у нас разногласий не будэт.

– (С досадой.) Блядь, как я купилась-то на эту бородатую шутку.

– (С лёгким бравированием.) Неудивительно, э-э-э. У вас очень многие меня осуждают за то, что я того расстрэлял и этого тоже. Однако спроси конкрэтно про министров и депутатов, так каждый гражданын мечтает их убить, зарезать, изнасиловать нэтрадиционным способом и даже съесть – да-да, я и такие выражения встречал. А если провести опрос, казнить ли публычно политиков на Красной площади, у вас же сто процентов «за» проголосует. Я в восторге: вы их из года в год сами выбираете и потом дружно хотите в паштет стэреть. Где логика? Значит, я дэйствовал правильно. Система проста и отработана до мелочей. Министр посидит в кресле нимнога, а потом окажется врагом, и мы его расстрэляем. И всэ довольны. И никакой ведь коррупции, слющай.

– (Глотнув вина.) Они действительно были врагами?

– Гогона, иначе и быть не может. Ты сама пасматры. Вот как в ваше время? Приходит человек на должность. Милый, худенький, вэжливый, скромный. Выслушивает всех страждущих, улыбается, обещает помочь. Минуло дэсять лет, и кто перед нами? Разожравшийся свинья, у который на брюхе пиджак не сходится, с лимузинами, виллами во Франции и тучей любовниц. Но есть правила жизни сэльского хозяйства, привитые мне с детства в дэревне матерью. Любую свинью, когда она прэкрасно набирает жир, трэбуется заколоть. Я так и поступал. Поставишь министра, с виду харощий товарищ. А потом уже смотришь – и не такой харощий. Толстый, противный и злой. Э! Жадный до власти, интриган… сволочь, короче. И что с ним дэлать? Вот волка лесники называют «санитар леса». Я тоже санитар. Одного политика расстреляю, другого, – на ранней стадии, пока не охуели вконец. Я не давал им становиться плохими, понимаешь?

– (С задумчивостью.) Вот бы и рада тебе возразить, но не знаю где.

– Не надо возражать, кал-батоно[20]. Рецэпт правильный. Расстрэливать много пришлось, конечно. Но зато не воровали. Это стиль мудрого руководителя, отца нации. На одном списке напишешь – «расстрэлять», на другом напишешь – «расстрэлять», вах, – очень тебя после таких росчерков уважать начинают. И мне приятно, что бабушки и дэдушки помнят, как при мне каждый праздник дэшевели папиросы или водка на десять копеек. Вот оно, счастье! Но я разочарован. Шэсть дэсятилетий после моей смэрти, и Союза нэт, шени деда. Под старость я мечтал: может, медики найдут особое срэдство, оживят меня через тысячу лет, и я пройду по проспекту Сталина, сверну на площадь Сталина, а там красуется Дом профсоюзов имени великого Сталина с памятником Сталину наверху. И что же я вижу, э? Мой труп вынесли из Мавзолея, закопали, как безродного венгерского революционера, у Крэмлёвской стены, осудили все мои идеи и самого превратили в кровавого преступника. Выпустили из тюрем врагов народа. Поснимали портрэты и низвергли памятники – а я их так любил, ведь я там красавчик, э-э-э. Я целый месяц после воскрешения плакал в депрэссии – как же так? Думал броситься с моста. Но зашёл в Интернет-джан и воспрял. Каждый день форумы читаю. Аплодирую. Пью «Хванчкару» и снова аплодирую. Согласно соврэмэнникам, я полубог. Стой, почему «полу»? Я выиграл войну с Гитлером единолично – схватившись с ним, аки Пересвет с Челубеем. Принял Россию с сохой, а оставил с атомной бомбой – так Черчилль сказал… По хрену, что Черчилль такого в жизни не гаварыл[21]. У вас абажают цитаты, как та бывшая прокурорша, слышавшая звон, но не знавшая, где он. Я подолгу стоял у прилавков кныжных магазинов, листал кныги, упиваясь каждым словом. Я былинный богатырь, сокрушающий нэмцев одним мизинцем, чёрный маг, поднявший государство из руин.

– (Насмешливо.) Потрясающе, как же ты себя любишь.

– Конечно, люблю, э! А ты разве нэт? Гогона, каждому человеку дай волю, он кругом своих портретов навэшает – хоть для начала и посмущается. Мне было приятно, когда меня красиво рисовали: без оспин, гордый профиль, – орёл, слющай. Но я не разрэшал ставить своё лицо на дэньгах или бутылках с коньяком, не называл месяц именем своей матери, а один туркмэнский товарищ из вашего времени прямо с катушек съехал, памятник себе из чистого золота воздвиг в Ашхабаде! Я так разве дэлал? А насчёт культа личности… Ты же дэвюшка, ты сама любишь комплименты. Каждый политик – тоже дэвюшка, но в глобальном смысле. Если его не хвалить, он сдохнет, как канарейка зимой. Я кавказский джигит. Похвалили, сдэлали сто тысяч памятников и миллион портретов – нэ вижу особых сложностей. Да, был культ, но была и личность! Ты посмотри, я больше полувека как умер, а везде порываются мои бюсты ставить, э! Значит, не так уж я и плох!