Книга Подлинная история Дома Романовых. Путь к святости - Николай Коняев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Шуйский действительно несколько раз менял свое суждение по поводу этого дела, но в тех исторических жерновах, где угличский отрок, царевич Дмитрий, превращался во Лжедмитрия, самозванца Гришку Отрепьева, а потом в святого царевича Дмитрия, и прежде чем найти окончательное упокоение, снова во Лжедмитрия, еврея Богданко, смололось нравственное сознание многих тысяч русских людей того времени, и Василий Шуйский среди них выглядит если и не адамантом, то, во всяком случае, некоей твердыней, и колебания его – это не движения флюгера под ветром, а сдвиги сотрясаемой изнутри тектонической породы.
Если бы расследование в Угличе велось энергичнее, может быть, удалось бы не только оправдать убитых по наущению Нагих невинных людей, но и обнаружить подлинных виновников трагедии.
Увы… Московские пожары заслонили гибель царевича. Правительство воспользовалось пожарами, чтобы навсегда избавиться от Нагих.
Мать царевича постригли в монахини и отослали в Белоозеро. Братьев Нагих заключили в тюрьму. Удельное княжество в Угличе ликвидировали.
Жители Углича, свидетельствовавшие по делу, превратились в пелымцев. А медный колокол, в который в тот страшный день били в набат, сослали в Тобольск[24].
Но этим дело, как мы знаем, не кончилось…
И не могло кончиться.
А.С. Пушкин хорошо понимал, что одним только видимым миром не ограничивается борьба, развернувшаяся вокруг угличской трагедии. В его драме «Борис Годунов» самозванец (для произнесения этого монолога он, вопреки правилам записи драматических произведений, переименовывается в Дмитрия) говорит:
То есть у Пушкина Лжедмитрий в самом прямом, а не переносном смысле исчадие ада, и борьба с ним может быть осуществлена, как и говорит патриарх Иов, только святостью самого царевича Дмитрия…
Совет патриарха, как мы знаем, исполнен не был, и бесовщина вовсю разыгралась на Руси…
Рассказ об этом у нас впереди, а пока, следуя в указанном Пушкиным направлении и памятуя, как любят бесы игру с цифирью, попробуем перекинуть пятилетний отрезок времени от смерти Никиты Романовича Захарьина (падение влияния Романовых) до трагедии в Угличе в другую сторону.
Мы попадем в июль 1596 года. Тогда, 12-го числа родился у боярина Федора Никитича Романова (будущего патриарха Филарета) сын Михаил, ставший первым царем из Дома Романовых.
Шурьё против шурья
Вот и отгорело, отбушевав яростным огнем Иоаннова царствия, дотлело угольками Федорова правления, Калитино племя. 7 января 1598 года умер, не оставив наследника, последний отпрыск великой династии…
Еще 6 января, в Богоявление, в седьмом часу ночи стал царь Федор изнемогать и повелел призвать патриарха со освященным собором. И тут же увидел подступившего к нему светлого мужа в святительских одеждах. Федор Иоаннович заговорил с ним, думая, что это Иов, но окружавшие умирающего царя бояре никого не видели.
– Благочестивый царь! – заговорили они. – Кого ты, Государь, зриши и с кем глаголеши? Еще отец твой Иов патриарх не пришел…
– Зрите ли? – ответил царь. – Одра моего предстоит муж светел во одежде святительской, говорит со мною, повелевая идти с ним…
Пришел патриарх Иов, совершил богослужение, исповедал царя и причастил Святых Даров.
«И в девятый час тоя ж нощи благочестивый царь и великий князь Федор Иванович всея Руссии ко Господу отиде; тогда просветися лице его, яко солнце»…
«Слёз настоящее время, а не словес; плача, а не речи; молитвы, а не бесед… Хотел убо словом изрещи, но грубость разума запинает ми и язык утерпевает и души уныния наносит; хотех же и писанию предати, но руку скорбь удерживает ми… – писал о кончине царя Федора первый русский патриарх Иов. – Было это, говорю вам, в 106 году восьмой тысячи… Год этот – пучина нашей скорби, год нашего общего рыдания, год бездны нашего плача… Сегодня благочестивый государь, царь и великий князь всея Руси Федор Иванович, услышав зов Божий и оставив земное царствие, восходит к Царству Небесному. С этой поры прекрасный и стародавний престол Великой России во вдовстве пребывает, а мать городов, великая, спасенная Богом, царствующая многолюдная Москва, скорбящей сиротой остается»[25]…
На опустевший престол претендовали знатнейшие русские роды, связанные корневым родством с династиями Рюриковичей и Гедиминовичей, и первенствовал тут, безусловно, князь Василий Шуйский.
Князья Шуйские давно уже приблизились к престолу.
Еще при царе Василии, отце Иоанна Грозного, выдвинулся Василий Васильевич Немой-Шуйский. Он женился на двоюродной сестре государя, и после смерти Елены Глинской стал фактическим правителем страны, а умирая, передал свое место брату Ивану Васильевичу Шуйскому, который и митрополитов своей волей менял, и царственного отрока Иоанна Васильевича шпынял.
– Иван Васильевич Шуйский сидит на лавке, опершись локтем о постель нашего отца и положив ногу на стул, а на нас не взглянет – ни как родитель, ни как опекун и уж совсем ни как раб на господ, – жаловался потом грозный царь. – Кто же может перенести такую кичливость? Как исчислить бессчетные страдания, перенесенные мною в юности?
И не вынес, не вынес державный отрок.
Едва только тринадцать лет стукнуло, как приказал псарям растерзать князя Андрея Михайловича Шуйского. Тогда же князь Федор Шуйский был отправлен в ссылку…
Но Шуйских еще много оставалось.
Князь Василий Иванович Шуйский и при дворе Иоанна Грозного держался, и при Федоре Иоанновиче не пропал… Кому же еще было претендовать на опустевший царский престол?
Борис Годунов. Портрет из «Титулярника». 1672 г.
Однако реальная власть находилась в руках Годуновых – «сродичей царскому корени по сочетанию брака», – и противостоять шурью ослабевшей за годы опричнины, родовой аристократии было трудновато. На стороне Годуновых, как сказали бы сейчас, находился административный ресурс.
