Книга Маршал Жуков – мой отец - Мария Жукова

* * *

Святые отцы говорят о смысле гонений, клеветы, поношений, непонимания: христианин идет по стопам Христа. Они же поясняют, что христиане, которые хотят быть с Господом в вечной жизни, не должны прилепляться к этой, земной, временной, и поэтому у избранных Господом для Царствия Небесного и вечной жизни земное существование скорбно…

Путь христианина в этой, земной жизни один — следом за Христом послужить людям, отвергшись себя, взять свой крест и взойти на крест предательств, поношений, гонений, клеветы, непонимания, злобы человеческой. «Меня гнали и вас будут гнать», — говорил Спаситель. Мир, лежащий во зле, враждебен духу Христову. Недаром архимандрит Кирилл в беседе со мной как-то сказал, что Жукова уничтожали враждебные Православию люди, чувствуя, какого он духа! «Да, по сердцу своему он был истинный христианин. Как тяжело было ему в змеином гнезде…». Об этом можно только догадываться. За ним следили, устраивали обыски, его подслушивали, за ним подглядывали, на него доносили, клеветали, дважды ему грозила расстрельная (!) статья.

В свою записную книжку отец как-то выписал (в последние годы он любил делать выписки из книг) такие строки:

Змея опасна и вредна, Я вижу, что она змея. Вот люди есть — как ни смотри, На вид они — друзья твои, Но пестрота у них внутри, Они опаснее змеи.

Министр обороны СССР Г. К. Жуков в Югославии. Почетный караул в порту Задар. 1957 г.

Об этом же говорит и письмо, написанное в 1955 году моей маме, которую он бесконечно любил и доверял ей самое сокровенное, чего не доверял никому:

«Сегодня ночью видел угнетающий сон, в который, к сожалению, я верю, как в предзнаменование чего-то неприятного. А эта вера основана на горьком опыте, о чем я тебе в прошлом рассказывал… Я стоял и любовался закатом на берегу моря, всматривался в знакомые предметы на побережье Гагры. Закатилось яркое солнце, и я увидел плавающих рыбок. Двух из них я поймал, а одна как-то плавала в некотором удалении. Поймав ее, я бросил ее в лодку к остальным рыбкам, но что я вижу? Хвост у нее рыбий, а голова змеи. Через пару минут, пока я размышлял, она выползла из лодки и бросилась мне на грудь. Извиваясь, эта гадюка вытягивала свою голову, а жало вилось около моей шеи. Все мои попытки схватить ее оканчивались неудачами. Проснувшись, я хорошо запомнил ее зеленые глаза, золотисто-коричневую кожу… Вопрос: кто эта гадюка? Что значат ее попытки укусить меня?

Я в сны не верю, но когда вижу гадюку, я верю в то, что мне делают какую-то гадость. Ну, хватит, поживем-увидим. Мне не привыкать сталкиваться с гадостями гадких людишек».

Таковые составляли лишь малую долю, в большинстве же своем, те, кого жизнь сводила с Жуковым, относились к нему с благоговением. Более того, напутствие Жукова некоторые люди воспринимали как «благословение».

Создатель нашего знаменитого автомата М. Т. Калашников вспоминает: «Конечно же, в поисках своего вольного или невольного „крестного“ я не раз потом мысленно возвращался к личности Георгия Константиновича Жукова… Да, были и перед встречей с ним те, кто помогал, наставлял, поддерживал — чем только мог. Но благословил-то (выделено Калашниковым. — М. Ж.), и в самом деле, Георгий Константинович!»

Нине Васильевне Киселевой, которая родом из деревни Переходы Смоленской области, в 1941 году было всего 13 лет. Нина, помогая партизанам, могла ночью в одиночку идти тридцать километров, чтобы передать данные подпольщикам, помогать под огнем раненым, стрелять из пулемета, сквозь двойной патруль оккупантов нести в футляре от швейной машинки две мины, чтобы потом взрывники уничтожили важный для врага мост. В 14 лет она была награждена орденом Красной Звезды. Когда она однажды принесла партизанские разведданные в штаб дивизии, ей велели задержаться — приехал генерал армии Жуков. Он вручал ордена награжденным, говоря каждому несколько слов. Дошла очередь и до Нины.

— Ну что тебе, малышка, пожелать? — улыбнулся генерал. — Переживи эту большую страшную войну, найди свое счастье, стань хорошей матерью.

Приподнял, поцеловал и опять поставил на землю. Нина обиделась на будущего маршала. Ну пожелал бы он ей, скажем, Гитлера убить, или стать Героем Советского Союза, или дойти до Берлина. А тут — матерью… Разрыдалась она от обиды.

Позже Нина окончила военное училище, дошла до самого Берлина. Героем Советского Союза она так и не стала. Зато через двадцать пять лет стала матерью-героиней, родив и воспитав одиннадцать детей!

* * *

О том, как простые русские люди переживали последовавшую за Победой опалу отца[25], как они молились о нем, радовались его возвращению в Москву, передает письмо старика 114 лет (почти ровесника моего деда Константина Артемьевича, родившегося в середине XIX века):

«Дорогой мой, любимый маршал!

Ваш верный слуга, дедушка Терентий Козырь, 114 лет. Прошу Вас прочитать письмо, хотя и скверно написано, ведь я малограмотный, да еще и старый человек, лежу в больнице, а сам думаю о завтрашнем дне. Я живу один, имею домик (одна комната и кухонька), внучка-инвалидка ухаживает за мной, варит, стирает. А меня ругают: вот, говорят, будет еще жить, такой хороший.

Двенадцать часов ночи пробило под 12 февраля. Не спится мне, старику. Тоска съедает мою грудь, все передумаешь и обо всех, а в особенности о тех, кто ближе к сердцу и живет в моем сердце, пока не закроются мои глаза и сердце не перестанет трудиться — открывать да закрывать двери свои. Простите меня, самый дорогой воин нашей страны Российской, глава наших побед, краса нашей Родины, незабвенный и неоценимый человек. Тронут до глубины сердца, плачу от радости, что взошло солнышко, которое меня грело, а потом что-то перестало греть. Такая тьма была в моем сердце, что чуть не умер от скорби. Вы — наш корабль боевой, перед которым все рушилось, и немецкая твердыня пала под ноги Ваши. Я день и ночь следил за Вашим движением на фронте и молился, чтобы Бог хранил Вас от несчастий, чтобы лучше я умер, чем Вы, а Вы бы жили сто лет.

Окончилась война, и боевой корабль вернулся в родное житейское море, затуманилось море, и не стало видно любимого корабля-победоносца, какой-то туман на море стал. Загоревал я о боевом корабле, пронеслись слухи, что буря ужасно качает корабль, ибыло несчастье на корабле. Я еще больше стал молиться о спасении, и что с ним — не было слышно, но потом были слухи, что корабль чуть не погиб. Боже, верни его невредимым! И что же, совсем пропал слух, где корабль. Я не переставал молиться, и слушать, и спрашивать, где корабль. Кое-где в печати появилось про корабль, что приплыл под вывеской „Жуков“. Нет, не то, не тот корабль побед.