Книга Женский декамерон - Юлия Вознесенская

Ну, никакой «измены» мне, конечно, не пришили — самим стыдно было бы. А в «Европейской» моя работа кончилась. Да я особенно не жалела, потому что месяца через два-три оттуда всех наших девушек на сто первый километр отправили. Я так думаю, что их бригада гэбисток теперь заменяет, чтобы не было больше таких лаж, как со мной у них получилась. Видела я еще раньше эту самую капитаншу Лебедеву. Ничего, ладненькая, и мордашка, и все при ней. Зазря капитана бы не дали. Ну, к ней у меня зависти нет, одним ремеслом живем, хоть она по званию, а я по призванию. А вот что мы с американцем этим, уже не знаю, шпион он или кто, трех гэбистских мужиков трахнули — это мне здорово в кайф. Эту публику я, да и все мы, девушки, терпеть не можем. Вечно они норовят попользоваться на дармовщинку, а чуть что — нос дерут, будто мы хуже их. Мы у клиентов бумаги тащим, разговоры заученные с ними ведем, водим их куда надо, а нам за это одна награда — из гостиниц не гонят. Им же и звездочки, и зарплата, и уважение. Вон сколько фильмов про чекистов показывают. А хоть один был про то, сколько нас, девушек при гостиницах, на каждого такого чекиста работает? Вот я и радовалась, что хоть раз справедливость вышла — здорово трахнули мы их с этим Джоном!

История Альбины вызвала много вопросов у женщин: что за аппаратура стоит в номерах для иностранцев, не догадываются ли они, что находятся под надзором КГБ и т. д. Альбина действительно оказалась во всех этих вопросах хорошо осведомленной, ее слушали с большим вниманием, особенно Галина. А потом Галина рассказала свою историю.

История пятая,

рассказанная диссиденткой Галиной, содержащая один из многих способов передачи информации из лагеря на волю — далеко не единственный, иначе Галина с автором его бы не обнародовали

Это случилось в наше третье свидание со Славой, уже после того, как мы поженились в лагере. Приехала я к нему на три дня, как обычно, привезла продукты и приветы от друзей. Провели меня в комнату свиданий. От радости я сама не своя: пытаюсь навести хоть подобие уюта в этой каморке, цветы в баночку поставила, раскладываю фрукты на столе, а сама все на дверь поглядываю и прислушиваюсь к шагам в коридоре. Но вот привели и мужа моего. Ну, что такое первые минуты лагерного свидания, этого я вам при всем желании передать не могу, потому что и сама никогда потом вспомнить не могла — тут ведь полная потеря сознания от радости и жалости.

Потом, когда немного мы со Славиком успокоились, в себя пришли, уже я его покормить успела, замечаю я вдруг, что чем-то мой Слава озабочен и расстроен.

— Что случилось, милый?

— Да, понимаешь, не удалось мне пронести писульку с информацией на волю, уж больно злобный пес сегодня дежурит.

— А на память ты разве не знаешь?

— Я-то знаю, да ты не успеешь за три дня выучить, уж очень много накопилось, давно свиданий не было.

— А записать с твоих слов нельзя?

— Как ты тут запишешь! Мы же знаем, что комнаты свиданий просматриваются. А писать надо страницы четыре мелким почерком.

— Ну, давай придумаем что-нибудь.

Думали мы, думали и придумали. Такое придумали, что когда я со свидания уезжала, лагерная охрана мне чуть ли не честь отдавала, все надзиратели сбежались на меня посмотреть, а я не знала куда от такой чести деваться.

А придумали мы вот что. Утром вставали и, наскоро перекусив, тотчас снова укладывались в постель. Я распускала свои волосы — видите, они у меня довольно густые, ложилась сверху на мужа, встряхивала головой так, что волосы закрывали обе наши головы, и под этим прикрытием писала у Славы на груди под его диктовку. Писать было трудно, и не только потому, что нужно было уместить бездну информации на четырех тетрадных страничках в клеточку, но и потому, что Слава, для пущей достоверности, покачивал меня и вообще изображал, что мы занимаемся любовью. Конечно, за нами подглядывали, но ничего, кроме сексуальной мощи, в нас не заподозрили. Наоборот, когда я после этих трех дней выходила из лагеря и меня могли обшарить сверху донизу, если бы у них было какое-то подозрение, никому и в голову не пришло меня шмонать.

Но политика политикой, а нашего сыночка я все же как раз с того самого свидания и привезла.

Посмеялись женщины над диссидентскими хитростями, а Ольга заметила:

— Значит, сын у тебя под диктовку деланный? Ну, будет политик в папашу с мамашей… Раньше ведь, чем наши дети вырастут, все равно ничего путного в России не случится. Так, а теперь я вам расскажу, как мы с мужем устраивались, пока в общежитии жили.

История шестая,

рассказанная рабочей Ольгой о том, как они с мужем не имели возможности вести нормальную супружескую жизнь, пока не нашли выход — на крышу

Я уж как-то вам говорила, что вышла замуж за парня с нашего же завода. Вот… Свадьбу нам на заводе сыграли, в красном уголке, комсомольскую. А отыграли свадьбу, и некуда нам с Мишей идти, некуда и подарки свадебные нести, сервиз кофейный и белье постельное. Оба живем в одном общежитии, только он на мужском этаже, а я на женском. День проходит, другой, неделя, а мы все как неженатые. Встречаемся после работы, идем вместе в кино или в парк культуры и отдыха, а то к знакомым в гости. И все у нас хорошо, только одного нет — постели общей. Наобнимаемся, нацелуемся в парке-то, аж кости болят и губы горят, а потом идем понурые в свое родимое общежитие и расходимся по разным комнатам. Дирекция обещает выделить комнату, да на их обещании никаких жданок не хватит! Маемся, словом.

В нашей женской комнате телевизор стоял, в складчину мы с девчатами купили. И вот он как-то забарахлил, одну муть показывает. Тут Миша мой зашел. Глянул на экран и говорит: «Что-то с антенной неладно, надо на крышу слазать». Полез, а я за ним. Через чердачное окно выбрались мы на крышу, Миша враз неполадок увидел, починил антенну, а я рядышком сижу, на его работу любуюсь. Кончил он свое дело, присел рядом. Сидим, на вечерний город любуемся. Огни внизу кругом, воздух наверху чистый, почти как в деревне, а главное, рядом никого. Сидели мы так-то, а потом муж мой законный и говорит: «Олюшка, ведь это мы первый раз вдвоем так далеко от людей. Самое нам время и место начинать семейную жизнь!» Скинул он свой пиджак, подстелил под меня, и тут мы с ним впервой себя мужем и женой почувствовали. Хорошо-то нам было! Никого ни рядом, ни за стенкой, только трамваи внизу позванивают да звезды сверху подмигивают.

Так у нас с того дня и повелось: как стемнеет, Миша ко мне в комнату постучит, а я уж наготове. У меня сумка с одеялом под кроватью стояла, я ее хвать — и пробираемся мы с мужем на чердак, а оттуда на свое место, на крышу. Оба мы повеселели, поспокойнели. Об одном только горевали, что лето скоро кончится, куда тогда? Но кончилась наша благодать раньше.

Как-то стою я на общей нашей кухне, жарю себе и Мише картошку на ужин. Думаю, вот сейчас поедим у нас в комнате и полезем наверх… Тут заходит на кухню тетя Шура, уборщица наша. А живет она, надо вам сказать, под самой крышей, дверь в ее каморку рядом с чердачной. Так вот, появляется тетя Шура и на всю кухню объявляет: