Книга Черчилль - Пол Джонсон

Но вдруг стало известно об отречении, – как будто нарочно, чтобы оглушить и воспламенить нацию, переставшую обращать внимание на угрозу извне, и представить Черчилля в самом худшем свете. В тот момент Болдуин кому-то сказал о Черчилле: «Когда Уинстон родился, множество фей с дарами слетелись к его колыбели: там было воображение и красноречие, ловкость и усердие, а потом пришла еще одна фея и сказала: «Ни один человек не заслуживает такого количества подарков», подняла его в воздух и хорошенько встряхнула. Поэтому, будучи одаренным, он лишен рассудительности и мудрости. И поэтому мы с удовольствием слушаем его в Палате, но никогда не следуем его советам».

Вне всякого сомнения, Черчилль удостоился такого вердикта за донкихотскую поддержку никчемного Эдуарда VIII в его попытке жениться на дважды разведенной Уоллис Симпсон и сохранить корону. Черчилль почувствовал симпатию к Эдуарду, привлекательному, стройному и хрупкому, когда, будучи министром внутренних дел, помогал ему, тогда еще принцу Уэльскому, обустроиться в замке Карнарвон и зачитывал в полный голос его многочисленные титулы. Принц напоминал ему собственное детство: он был чувствителен и любил игрушечных солдатиков. И он стал поддерживать Эдуарда – в сомнительной компании Бивербрука и к большому неудовольствию Клемми. Как всегда, он изобретал множество остроумных решений для выхода из кризиса. Однако Болдуин полагал, что Эдуард в любом случае не годится в монархи, и отдал предпочтение его брату, герцогу Йорку, будущему Георгу VI, переиграв Черчилля по всем пунктам. Как бы то ни было, король предпочел выйти из игры. Бивербрук сказал Черчиллю: «Наш петух не станет драться, ставок не будет». Однако когда отречение стало неотвратимо, а депутаты спешили снять вопрос с повестки, чтоб вернуться к другим, более насущным, Черчилль призывал к отсрочке, что было ошибкой. Палата общин отреагировала единодушным негодованием, он был смущен. Раздались крики «Вон!» и «Лжец!», его впервые освистали, и спикер вынужден был удалить его с трибуны. В ярости он прокричал Болдуину: «Вы не успокоитесь, пока не сломите его, не правда ли?», после чего выбежал прочь. Несколько минут спустя, чуть не плача, он сказал одному из депутатов: «Моя политическая карьера окончена». Базби, которого Черчилль не предупредил о своих намерениях, решил, что тот находился под действием паров алкоголя после обильного обеда в посольстве и обратился к палате, будучи пьян, – он написал ему гневное письмо: «Ты сократил количество своих сторонников до возможного минимума… до семи в общей сложности. То, что произошло сегодня днем, заставляет меня думать, что самые преданные твои друзья не могут слепо следовать за тобой в политике (как бы им того ни хотелось). Потому что никогда не знаешь, в каком аду обнаружишь себя в следующий раз». Лорд Уинтертон назвал эту сцену «одной из самых жестоких манифестаций в отношении кого бы то ни было из членов Палаты общин». Spectator подвел итог: «Репутация непригодного для государственной службы беспутного гения, от которой он уже начал было освобождаться, вновь его настигла».

Если бы не отречение 1936 года и тогдашний демарш Черчилля, вполне возможно, что чешский кризис 1938-го разрешился бы иначе. В то время Черчилля занимали два вопроса. Первый: если бы Британия и Франция помешали Гитлеру оккупировать Чехословакию, как поступили бы немецкие генералы? Командующий германским штабом, фельдмаршал Людвиг Бек, заявил накануне своего визита в Британию: «Гарантируйте мне, что Англия вступится за чехов, и я положу конец этому режиму». Но гарантий он не получил, к тому же сам он оказался хвастливым трусом, которого вскоре изгнали без борьбы. Болдуин ушел в отставку, и Невилл Чемберлен, его правопреемник, оказался еще большим пацифистом. Он публично отозвался о Чехословакии как о государстве, созданном Британией и Францией после Версаля, присовокупил к ней «большую» Польшу и Югославию и заявил, что смысл их существования – исключительно баланс сил в Центральной Европе. «Это далекие страны, о которых мы ничего не знаем». Из этого следовал второй вопрос: извлекли ли союзники урок из оккупации Чехословакии осенью 1938 года и вступятся ли за Польшу в 1939-м?

Черчиллю было ясно, что на второй вопрос следует отвечать «да». Британия уже начала перевооружать армию, и, по его сведениям, к концу года военных самолетов будет произведено больше, чем в Германии. 21 марта 1938 года начальники штабов представили Чемберлену официальный отчет «Военные последствия германской агрессии в отношении Чехословакии», где речь шла о том, что Британия всерьез отстает в своей программе перевооружения, но процесс уже сдвинулся с мертвой точки. Доклад был противоречив, и после его прочтения премьер-министр утвердился в том, что должен уступить Гитлеру. Черчилль изучил документ и пришел к выводам, прямо противоположным. Его идея была такова: французы дали слабину, и все зависело от того, не отступит ли Франция еще дальше. Следует скоординировать военные планы с Польшей, Югославией, но главное – с Чехией. Претензии Германии на чешские Судеты, ставшие причиной кризиса, означали не исправление несправедливости Версаля, но уничтожение военного потенциала Чехии. Границы Судетской области представляли собой сложную цепь пограничных укреплений. Устранив ее, Гитлер получал возможность пройти по оставшейся территории без боя, что и произошло в марте 1939 года. Когда Гитлер оккупировал Австрию в 1938 году, он не только высвободил четыре немецкие дивизии для маневров против Франции, но и поставил под фашистские знамена шесть австрийских дивизий. Чешская промышленность переключилась на войну в той же пропорции, но в более крупных масштабах. Перед капитуляцией в Мюнхене в сентябре 1938 года чехи имели сорок отлично – по европейским меркам – вооруженных дивизий. А после поглощения Праги немцы завладели достаточным количеством военной амуниции, чтобы сформировать собственные сорок дивизий. Таким образом, вместо сорока вражеских формирований, у них появилось сорок своих, и все это вместе по размерам едва ли не превышало французскую армию. Немцы также завладели производственными мощностями крупнейшего в мире военного завода «Шкода». Наконец, случись французской армии выступить в 1939-м, она воевала бы с большей уверенностью и добилась бы большего, нежели в 1940-м. В конечном счете, Черчилль оказался прав, считая, что Мюнхенское соглашение давало Гитлеру большое военное преимущество.

Его речь о Мюнхене, которую он произнес 5 октября 1938 года, была одной из самых сильных его речей и, пожалуй, самой пронзительной. Он решился сказать вещи «непопулярные и нежелательные». Британия «потерпела полное и сокрушительное поражение, но Франция пострадала гораздо больше». Все, что Чемберлен смог сделать для Чехословакии, это «подать германскому диктатору его жертв не на блюде, а по частям – порция за порцией». Чехи, действуй они самостоятельно, могли бы добиться лучших условий: «Теперь же все кончено. Чехословакия сломлена, всеми покинута, в скорбном молчании погружается она во мрак. Этой стране пришлось испить до дна чашу страданий, несмотря на крепкий союз с западными демократическими державами и участие в Содружестве Наций, покорной слугой которого она всегда была». И теперь, когда утеряны ее приграничные укрепления, «ничто не может остановить завоевателя». Он предсказал, что не пройдет и месяца, как «чехи станут неотъемлемой частью нацистского режима». Британия еще почувствует на себе весь ужас того, что за этим последует, – добавил он, – сдача Чехии стала кульминацией «пяти лет, потраченных на усердные поиски самого легкого пути выхода из тупика, пяти лет, в течение которых Британия медленно, но верно теряла свое могущество». Народы оказались «перед лицом величайшей катастрофы, обрушившейся на Великобританию и Францию… Отныне мы должны принять как данность факт, что страны Центральной и Восточной Европы попытаются заключить с нацистской Германией в случае ее победы мир на самых выгодных для себя условиях». Гитлер проглотит эти страны, однако «рано или поздно он обратит свой взор на запад». Эта катастрофа стала лишь «началом отсчета. Это лишь первый тревожный звонок. Мы лишь омочили губы в чаше бедствий, из которой мы будем пить не один год, если не сделаем последнего усилия, чтобы вновь обрести бодрость духа и силы сражаться». Эта речь сплотила его сторонников, однако их было немного. Лишь тринадцать человек были готовы проголосовать против. Вместе с теми, кто вообще не стал голосовать за Мюнхен, их было тридцать. Впервые за почти сорок лет, т.е. за все время своей политической жизни, Черчилль полностью утратил оптимизм. «Я глубоко разочарован, – писал он своему канадскому другу, – и впервые за всю свою жизнь ошеломлен сложившимся положением. До сегодняшнего момента силы мира еще могли заставить диктатора уступить, однако уже в следующем году нам следует ожидать, что баланс изменится».