Книга О чем молчат мертвые - Лаура Липман

– Стивенс, как и я, был художником, вынужденным заниматься мирскими делами. Он продавал страховки, хотя в душе был поэтом. А я был финансовым аналитиком. Теперь ты видишь связь?

– А разве Стивенс не был директором страховой компании? И разве он не совмещал работу с творчеством?

– Ну да, я и не говорил, что сходство абсолютное. Но в целом-то…

Мириам ничего не ответила.

Дэйв нашел яйца и отнес их к прилавку. Магазин снова был пуст. Он тут же бросился проверять кассу, но все ее скудное содержимое было на месте, да и самые драгоценные вещи – ну, точнее, полудрагоценные ювелирные изделия из опалов и аметистов – лежали нетронутыми на своем привычном месте под стеклом. Только проверив сохранность товаров, он увидел на прилавке конверт, адресованный Дэйву Бетани. Может быть, пока он был в подсобке, заходил почтальон? Но, кроме имени, на конверте больше ничего не было.

Он открыл его и нашел записку, написанную размашистым нервным почерком, прямо как голос женщины в розовом костюме.

«Уважаемый мистер Бетани,

Вам следует знать, что ваша жена изменяет вам со своим боссом, Джеффом Баумгартеном. Прошу вас, положите этому конец. На кону стоит благополучие ваших детей. К тому же мистер Баумгартен счастлив в браке и никогда не бросит свою жену. Вот почему матерям не место в офисе».

Подписи не было, но Дэйв не сомневался, что записку написала миссис Баумгартен, а это означало, что вся эта история с работой на Пасху – не более чем выдумка. Дэйв не знал босса своей жены. Знал только, что тот был евреем и окончил школу в Пайксвилле на пару лет раньше его. Возможно, миссис Баумгартен хотела незаметно оставить письмо на прилавке, но отсутствие посетителей в магазине испортило ее замысел. Или, может, она написала его просто так, на случай, если не сможет сказать ему все напрямую. Странно – последнее предложение звучало так, словно она провела целый социальный опрос, чтобы подкрепить свою позицию пострадавшей стороны. Дэйву понадобилась всего доля секунды, чтобы вспомнить слово «рогоносец» и применить его по отношению к себе. А потом он почувствовал еще и острый укол жалости к этой женщине среднего класса, вынужденной писать анонимные записки. Не так давно по местным новостям смаковали подробности личной жизни губернатора, который изменял жене с секретаршей. Жена тогда отсиживалась в особняке и отказывалась выходить, в надежде что ее муж одумается. Супруга губернатора и эта миссис Баумгартен были очень похожи – обе жили на северо-западе Балтимора, обе еврейки, слегка полноватые и прилично одетые, что было заслугой их мужей. Иметь отношения на стороне – это привилегия мужей, неважно, готовы ли их жены с этим смириться или нет. Любовницами же могут быть только симпатичные, ничем не обремененные девушки: секретарши или стюардессы, как Голди Хоун в фильме «Цветок кактуса». Мириам просто не могла изменить Дэйву. Она ведь была матерью, причем хорошей матерью. Бедная миссис Баумгартен! Очевидно, муж ей изменял, но она не знала, с кем именно, и поэтому решила наброситься на Мириам, самую удобную жертву.

Дэйв набрал номер рабочего телефона жены, но гудки шли и шли, а трубку так никто и не взял. Что ж, наверное, Мириам уехала осматривать очередную квартиру или дом, а у секретаря выходной. Вечером он все у нее разузнает, хотя ему в принципе стоило бы делать это почаще – узнавать у супруги, как дела на работе. Все-таки работа придавала ей столько уверенности в последнее время. Именно благодаря этому у нее появлялись блеск в глазах, упругая походка, а иногда и слезы в ванной по ночам.

Слезы в ванной… но нет, это была Санни, бедная Санни, для которой девятый класс превратился в настоящую пытку, а все потому, что они с Мириам спорили с другими родителями из-за маршрута школьного автобуса. По крайней мере, так Дэйв успокаивал себя, сидя поздно ночью в своем кабинете и слушая приглушенные рыдания, которые доносились из ванной наверху. Он сидел и делал вид, что слушает музыку, делал вид, что просто не хочет лезть в ее дела.

Дэйв порвал письмо на кусочки, взял ключи, вышел из дома и пошел вниз по улице якобы для того, чтобы закончить последние приготовления перед Пасхой. Но на самом деле он отправился в таверну Монагана.

Глава 10

– Ты не должна была ходить за мной! – шипела Санни на Хизер, когда билетер выгнал их из кинотеатра, сказав, что сегодня их больше не пустят. – Ты же обещала!

– Мне стало не по себе, когда ты не вернулась из туалета. Я всего лишь хотела убедиться, что с тобой все в порядке.

Это была правда. Ну, почти. Хизер действительно стало интересно, почему это Санни ушла через пятнадцать минут после начала «Побега на Ведьмину гору» и не вернулась. Она подумала, что сестра хочет ее одурачить и оставить в кинотеатре, и поэтому поднялась со своего места и вышла из зала. Первым делом Хизер заглянула в уборную, а затем незаметно прошмыгнула в другой зал, где в это время показывали фильм «Китайский квартал», на который пускали только в сопровождении взрослых. И тут девочка поняла, что старшая сестра обманула ее, купив билет на один фильм, а затем, прикрывшись походом в туалет, пошла смотреть другой в соседнем зале.

Хизер села на два ряда выше, за спиной Санни. Такой же трюк она проделала и на «Побеге на Ведьмину гору», куда сестра тоже пошла без нее. «Мы живем в свободной стране!» – полушепотом заявила она, когда Санни одарила ее сердитым взглядом. Теперь же, на «Китайском квартале», ей удалось оставаться незамеченной до того момента, когда какой-то коротышка воткнул нож прямо в нос Джеку Николсону. Хизер громко ахнула, и Санни обернулась на звук ее голоса.

Младшая сесра думала, что старшая предпочтет ее проигнорировать, чтобы не привлекать внимание к ним обеим. Но та подсела к Хизер и сердитым шепотом велела ей немедленно уходить. Девочка отрицательно покачала головой, указывая на то, что не нарушила правил, установленных Санни. Она пришла сюда не с ней. Просто так совпало, что они оказались в одном кинозале. Они ведь живут в свободной стране. Одна пожилая зрительница позвала билетера, и обеих сестер выгнали из кинотеатра, когда они не смогли предъявить свои билеты. Хизер не была бы собой, если бы с ходу не придумала оправдание и не солгала, что потеряла свой билет, но Санни оказалась менее сообразительной, чем сестра, и предъявила билет на «Побег». Позорище, а ведь с таким ростом и грудью она вполне могла сойти за семнадцатилетнюю! Если бы старшей сестрой была Хизер, а не Санни, она смогла бы вытащить их из этой передряги: можно было бы легко обмануть билетера, сказав, что Хизер уже есть семнадцать, а Санни находится под ее присмотром, так что они имеют полное право смотреть этот фильм. Что толку от старшей сестры, если она не умеет вести себя как подобает? У Санни накатывались на глаза слезы из-за какого-то дурацкого фильма, Хизер же, наоборот, считала, что глупо тратить драгоценное время, сидя в темноте, когда рядом столько интересных вещей, которые можно увидеть, попробовать и понюхать.

– Ну и ладно. Все равно фильм был скучным, – сказала младшая из сестер. – Хоть и страшноватым, особенно когда этот тип порезал ему нос.