Книга Людовик XIII - Екатерина Глаголева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Конечно, на словах Людовик не раз грозил убить кого-нибудь собственными руками. Два года тому назад по окончании заседания Совета между его матерью и Конце вспыхнула жаркая ссора. Юный король хотел вмешаться, но Мария удержала его. Однако сразу после ухода Конде Людовик закричал: «Мадам, напрасно вы запретили мне говорить! Если бы при мне была шпага, я проткнул бы его насквозь!» Но теперь, когда дошло до дела, он молчал. Убийство — страшный грех. Он боялся погубить свою душу. Но был ли у него выбор?
Арест Кончини наметили на воскресенье 23 апреля. Маршала позовут в оружейный кабинет короля посмотреть модели пушек и план осажденного Суассона, и там Витри с друзьями его арестует. В случае провала король уедет в Mo, комендантом которого был Витри, и соберет армию и верных людей. Теперь же оставалось только ждать.
Марии Медичи донесли, что в комнате короля по вечерам проходят какие-то странные собрания, но она беззаботно не обратила на это никакого внимания. Зато Ришельё счел нужным отправить к Люиню своего зятя Дюпона де Курле с уверениями в полнейшей преданности королю.
Утром в роковое воскресенье шел дождь. Король почти не спал уже четвертую ночь, однако днем старался вести себя как обычно, чтобы не возбуждать подозрений. Кончини должен был прийти в Лувр часов в девять-десять, и тогда его нужно было сразу позвать в оружейный кабинет. Но время шло, а Кончини не появлялся. Незадолго до полудня король отправился слушать мессу в часовне на улице Отриш, а когда вернулся, узнал, что маршал в Лувре, у королевы-матери. За ним тотчас послали. Но пока королевский гонец поднимался по лестнице, Кончини спустился по другой и вышел из дворца. Ничего не поделаешь, пришлось идти обедать.
После обеда держали «военный совет»: вариант с арестом в Лувре не подходит, поскольку зависит от стечения множества обстоятельств. Витри предложил захватить Кончини между двумя воротами у входа в замок. Согласившись с его планом, Людовик нанес визит обеим королевам, погулял по Тюильри, отстоял вечернюю службу, поужинал, еще раз навестил мать и лег спать.
На следующий день, 24 апреля 1617 года, состоялся дворцовый переворот, оказавшийся полной неожиданностью для королевы-матери и временщика. Узнав об убийстве мужа, Леонора собрала все свои драгоценности, запихала их в постель и улеглась сверху, притворившись больной. Но стража, производившая в ее комнате обыск, в конце концов подняла ее с кровати; ее имущество было конфисковано. 28 апреля дю Алье отвез ее в Бастилию. Барбена отправили туда же, опечатав его бумаги. Канцлер Манго робко стоял во дворе Лувра, не решаясь показаться на глаза королю; потом ему передали, чтобы он вернул государственные печати. Он съездил за ними домой и отдал их Люиню. Последний заступился перед королем за Ришельё, который отделался тем, что сдал должность государственного секретаря по иностранным делам Вильруа. Чернь выкопала труп Кончини и повесила на Новом мосту на одной из виселиц, которые он велел установить по всему Парижу после разгрома своего особняка. Тело разорвали на куски, сожгли, а прах развеяли по ветру. Ришельё, как раз в этот момент въезжавший в своей карете на Новый мост, чуть не попал под горячую руку, но выкрутился, велев всем своим людям кричать: «Да здравствует король!» — и подав пример.
Тем временем «жертвы произвола» — Вильруа, Жаннен, дю Вэр, Силлери — уже снова были в Лувре. Первому было 75 лет; Людовик обнял его со словами: «Отец, теперь я король, не покидайте меня!» Эту фразу — «Теперь я король!» — он неустанно повторял весь остаток дня. Иностранным послам сообщили, что регентство закончилось и теперь им следует обращаться по всем вопросам непосредственно к королю. Испанскому послу Монтелеоне особо запретили иметь сношения с обеими королевами. О перевороте известили также принцев и командующих королевскими войсками. Все члены парламента явились к королю засвидетельствовать свою преданность. Людовик дал аудиенцию итальянским дипломатам; даже в такой серьезной ситуации он не мог удержаться от довольной улыбки, а потому прикрывал рот рукой — ему было всего пятнадцать с половиной лет… Тут же пришлось решать судьбу человека, которого бросили в тюрьму по приказу Кончини. Король ответил просителям, что передаст это дело на рассмотрение своего Совета (в дальнейшем Людовик ежедневно присутствовал на его заседаниях и не принимал никаких решений без предварительного обсуждения). Наконец он выехал в Париж в сопровождении трех-четырех сотен всадников, и по пути его следования со всех сторон слышались радостные возгласы: «Да здравствует король!»
Через неделю Мария Медичи сообщила сыну пять конкретных предложений: она уедет из Парижа; будет обладать всей полнотой власти в своей новой резиденции; сохранит все свои доходы; будет знать поименно людей, которым король позволит последовать за ней; наконец, простится с сыном лично. Отъезд был назначен на 3 мая, резиденцией выбрали Блуа. Ришельё разрешили сопровождать королеву в изгнание и стать главой ее совета.
Прощание состоялось в передней королевы, куда Людовик в сопровождении Гастона, Люиня, Бассомпьера и принца де Жуанвиля явился из апартаментов Анны Австрийской. На нем были белый камзол и красные штаны, черная шляпа с белым пером и сапоги со шпорами, он выглядел бесстрастным и бесстрашным. Слезы мешали королеве произнести заранее заготовленную речь. На просьбу вернуть ей Барбена король ответил ледяным молчанием. Тогда Мария обратилась с той же просьбой к Люиню, но Людовик вернул его на место троекратным окриком, словно собаку. Ему больше не надо было ломать комедию: он король и не позволит матери собой помыкать. Раньше она была равнодушна к его слезам, теперь он будет с ней лишь холодно почтителен. Королева-мать села в карету и отправилась в изгнание, освистываемая толпой; король наблюдал за ней из покоев своей жены.
Одиннадцатого мая состоялся суд над Леонорой Галигаи: ее обвиняли в оскорблении величия и колдовстве, с помощью которого она держала королеву в своей власти. Леонора умело защищалась, надеясь, что ей позволят вернуться в Италию, но была обречена. 8 июля ее приговорили к смерти, и в тот же день приговор был приведен в исполнение. Ее сожгли на костре как ведьму, но прежде обезглавили. Смерть она приняла достойно и даже пробудила сочувствие во всех присутствующих при казни. Король предпочел уехать из Парижа и, по свидетельству Эроара, не спал потом всю ночь под впечатлением от рассказа о гибели Леоноры. Ее драгоценности, в том числе и принадлежавшие ранее французской короне, он передал своей супруге.
ЮНОСТЬ
Уменье властвовать не черплется из книг.
«Харчевня осталась прежней, только вывеска поменялась», — проворчал герцог Бульонский, узнав о перевороте 24 апреля. «Теперь Люинь будет Анкром короля», — прозорливо заметил папский нунций Бентивольо.
Дворцовые перевороты — то самое колесо Фортуны, которое одних возносит к небесам, а других втаптывает в грязь. Венценосный мальчик не знал других способов выразить свою благодарность, кроме денег и должностей. При этом Людовик XIII обладал цельным характером и не принимал полумер: если он любил, то всей душой, если отвергал, то полностью и безвозвратно. Люиня он любил и считал, что обязан ему обретением независимости, а потому полностью доверял ему и находил удовольствие в том, чтобы делать ему приятное. В этих отношениях не было ничего греховного или противоестественного, как на то намекали фрейлины юной королевы Анны, полагавшей, что Людовик уклоняется от исполнения супружеских обязанностей, потому что предпочитает мужчин (король в самом деле ограничивал общение с женой двумя протокольными визитами в день, утром и вечером, в сопровождении свиты, а к Люиню мог пойти по любому поводу, сколько угодно раз, и обедал чаще всего в его обществе, причем наедине). Людовику вдруг вздумалось женить своего фаворита, и он выбрал ему в невесты Генриетту де Вандом, свою единокровную сестру! Но та отказалась наотрез от такого мезальянса. Люинь ничего не потерял: он попросил руки Марии де Роган, дочери герцога де Монбазона, и получил согласие. Свадьбу сыграли 13 сентября в Лувре; молодые уехали в замок Лезиньи-ан-Бри, который достался Люиню «по наследству» от Кончини. Людовик подарил им 500 тысяч ливров, на которые его фаворит приобрел особняк Сен-Тома-дю-Лувр для своей молодой жены — фрейлины и ровесницы королевы Анны. Кстати, король потребовал, чтобы его супруга предоставила ей право сидеть в своем присутствии.
