Книга Гитлер. Последние десять дней. Рассказ очевидца. 1945 - Герхард Больдт

В этот критический момент Гитлер объявил о формировании ополченческих подразделений «Вервольф» для ведения диверсионно-подрывной работы в тылу наступающих войск. Идею широко разрекламировал пропагандистский аппарат Геббельса. Создавались отряды и группы «Вервольф» по образцу советских и польских партизанских отрядов (действовавших на оккупированных немецкими войсками территориях России и Польши) из подростков и пожилых людей, не подлежащих призыву в вооруженные силы, практически на пустом месте и в неимоверной спешке.

Вообразил ли Гитлер в самом деле, что эта отчаянная мера каким-то образом поможет добиться перелома, изменить ситуацию или в крайнем случае оттянуть на неопределенное время неминуемую развязку? Думал ли он, что немецкий народ охотно и безропотно последует за ним в небытие? Видел ли он себя главным персонажем какой-то вагнеровской оперы, стоящим в языках пламени на огромной сцене, именуемой Третьим Рейхом? Хотел ли он обречь на гибель вместе с собой и всю германскую нацию «тысячелетней империи»? Сейчас невозможно сказать, какие мысли бродили в тот момент в голове этого человека. Гитлер уже давно утратил всякую связь со своим народом, не имел о нем никакого представления. А народ уже смертельно устал от войны, длившейся почти шесть лет, был обескровлен, измотан непрерывными массированными бомбардировками и не желал уже больше ничего, кроме мира и покоя.

Диверсионные группы «Вервольф» могли бы принести хоть какую-то пользу, если бы их готовили не в последний момент и не на скорую руку, а заблаговременно обучая и создавая опорные пункты. В России и на Украине партизанские методы ведения войны имели успех, помимо прочего, еще и потому, что у германского руководства не хватало войск надежно контролировать всю огромную захваченную территорию. Во Франции, Норвегии и Дании подпольные движения Сопротивления могли успешно функционировать длительное время исключительно благодаря поддержке союзных государств, снабжавших оружием и проводивших соответствующую пропагандистскую кампанию за рубежом. Германия ничем похожим не располагала.

Довольно скоро стало очевидно, что группы «Вервольф» не в состоянии что-либо предпринять против стремительно продвигающихся англо-американских войск. К тому времени даже элитные воинские части уже перестали слушаться приказов Гитлера. Когда американцы окружили в Таунусских горах переброшенную из Норвегии 6-ю горнострелковую дивизию СС численностью в 5 тысяч человек, Гитлер приказал личному составу разбиться на мелкие группы и присоединиться к организации «Вервольф», но приказ фюрера никто и не думал выполнять. И если на западе перед «Вервольфом» ставилась задача хотя бы как-то замедлить продвижение союзников, то на востоке все средства пропаганды из кожи лезли вон, чтобы побудить местное население к тотальному сопротивлению наступающей Красной армии. С подобным призывом выступил и Гудериан. А в это время из восточных немецких земель шел нескончаемый поток отчаявшихся, измученных гражданских беженцев, и этот поток превратился вскоре в бурную реку. По обе стороны основных дорог, ведущих на запад, высились горы из брошенных автомобилей, повозок, домашнего скарба вперемежку с трупами людей и животных, погибших от голода и холода. Состав за составом прибывали на железнодорожные станции Берлина поезда, битком набитые беженцами. Многие из ехавших в открытых вагонах и на платформах замерзали в пути, погребенные под толстым слоем снега. Казалось, сам воздух был насыщен невыносимыми страданиями и невыразимым горем.

Но Адольф Гитлер ничего этого не видел или не желал видеть, чтобы, быть может, не лишаться пресловутого «вдохновения». В последние годы войны он редко покидал свою ставку близ Растенбурга в Восточной Пруссии, сооруженную среди великолепных зеленых лугов, дремучих лесов и прозрачных озер. Царивший здесь покой и красота казались нереальными на фоне бушующей повсюду в Европе войны с ее жестокостями и кровью. И Гитлер воспринимал войну как некий меняющийся набор цифр, голубых и красных линий на штабных картах. Он ни разу не выразил желания посмотреть какой-нибудь документальный фильм, показывающий истинные масштабы разрушений от массированных бомбежек, который помог бы ему составить хотя бы приблизительное представление о реальностях войны. Что мог Гитлер знать о подлинных мучениях своего народа? Его ближайшие сподвижники из партийной и правительственной верхушки всеми силами старались скрывать от него неприятности любого рода, чтобы не разрушать его роковые для страны иллюзии. И невозможно сказать, поступали ли они таким образом по слабости характера, из трусости и страха перед фюрером или же из-за отсутствия мужества честно признаться в собственных ошибках. Однажды Гитлер назвал Черчилля «военным идиотом». Но в то время как Черчилль карабкался по грудам кирпича разрушенных лондонских кварталов, воодушевляя убитых горем людей, навещал солдат в окопах, дымя сигарой и помахивая тросточкой, Гитлер прятался в дебрях Восточной Пруссии за спинами бесчисленных тяжеловооруженных охранников, ни разу не появился вблизи фронта или среди гражданского населения пострадавших от авианалетов городов. Только однажды ему довелось мельком увидеть масштабы разрушений в Берлине. Случилось это в ноябре 1944 г., когда он, покинув «Волчье логово» возле Растенбурга, отправился на специальном поезде в Бад-Нойхейм. Проезжая пригороды Берлина, он был поражен картинами тотального опустошения. По словам Гитлера, обращенным к сопровождавшим его лицам, он никак не думал, что последствия бомбежек могут быть столь пагубными. Между тем он всегда находил время для мелких дел и второстепенных занятий. Государственные дела и проблемы военной стратегии, от которых порой зависели жизнь или смерть тысяч сограждан, откладывались в сторону, если вдруг возникал, например, вопрос, касающийся учреждения новой воинской медали. Так, в последних, числах марта 1945 г., когда положение на фронтах серьезно осложнилось, Гитлер приказал доставить ему с предприятий эскизы новой боевой награды. Он мог часами размышлять над своими фантастическими проектами реконструкции Берлина и других немецких городов. Кто-то может утверждать, что подобное времяпровождение помогало фюреру расслабляться и отдыхать и что Рузвельт отвлекался, рассматривая свою коллекцию почтовых марок. Не спорю, это верно, но у «идиотов» Черчилля и Рузвельта хватало ума предоставлять решать вопросы ведения войны своим генералам.

Гитлер же считал себя и верховным правителем, и главнокомандующим. Вместе с тем он никому еще не позволял совмещать политическую деятельность с руководством военными операциями. Тем не менее в начале 1945 г., видя, как экономическая и военная ситуации неуклонно ухудшаются, Гудериан счел своим долгом все же вмешаться в политику. Вечером 23 января его посетил посланник доктор Барандон, чтобы официально представиться в качестве нового чиновника связи между имперским министерством иностранных дел и начальником Генерального штаба сухопутных войск. Уже в свой первый визит Барандон услышал от Гудериана правдивое изложение причин крушения Восточного фронта с переходом русских 12 января в широкое наступление — откровенный рассказ о катастрофе, по масштабам сравнимой разве только с развалом германских вооруженных сил в октябре 1918 г. В заключение Гудериан потребовал от министерства иностранных дел не откладывая начать переговоры с воюющими западными государствами о перемирии.