Книга Рюриковичи. Семь веков правления - Сара Блейк

Мамай, озлобленный поражением, собрал огромнейшее войско, привлекая наемников богатым жалованием и будущей наживой. Он возымел желание славы Батыя и летом 1380 года сам повел войска на Русь.

В короткий срок удалось Дмитрию Ивановичу собрать огромную для Руси рать – 100–150 тысяч воинов. Он был поддержан почти всеми русскими князьями. Ему прислали полки из большинства русских земель. Не прислали дружин только Олег Рязанский, Михаил Тверской и Новгород Великий. Особенно сложным было положение рязанского князя Олега Ивановича. Его вотчина лежала на самой границе со степной областью – Диким Полем. Зажатый как бы между двух огней, рязанский князь занял позицию странного «нейтралитета». Есть сведения, что он послал своих людей в Москву, чтобы предупредить о передвижении Мамая. Одновременно с этим Олег обещал и Мамаю быть его верным союзником.

Перед выступлением поскакал Дмитрий Иванович к преподобному Сергию Радонежскому испросить благословения. Обладавший даром предвидения, преподобный не только благословил князя на битву, но и предрек ему победу.

20 августа 1380 года русские рати покинули Москву. Часть войск под руководством Владимира Андреевича отправилась в направлении Серпухова, где в нее предстояло влиться конным и пешим дружинам юго-западных областей. Главная часть, предводимая Дмитрием Ивановичем, направилась вдоль Москвы-реки к Коломне. На ночь войско остановилось в тихом месте на берегу, где великому князю явилась икона Святителя и Чудотворца Николая, укрепила князя верой и надеждой «и сия вся угреша сердце его». С тех пор место это называется Угреша.

В Коломну прибыли русские войска со всех сторон. 25 августа сводная рать вышла к Лопасне, где соединилась с войсками, собранными князем Владимиром Андреевичем. Несмотря на то, что Литва была на стороне Мамая, не подвели Дмитрия Ивановича новые союзники, литовские князья Андрей и Дмитрий Ольгердовичи. Объединенное войско представляло собой внушительную силу. Впервые с момента монголо-татарского завоевания удалось собрать войско, сравнимое по мощи с ордынским.

После сбора в Коломне великий князь произвел осмотр своих сил. Войско выстроилось в походный порядок и двинулось к Дону. Впервые за долгие годы русские полки вторглись в степную область, которая была безраздельным владением ордынцев. На состоявшемся военном совете по настоянию великого князя было принято решение перейти Дон. В самом деле, это сулило две несомненные выгоды. Во-первых, татары лишались возможности использовать свой излюбленный прием – фланговый охват конницей – и должны были атаковать в лоб. Во-вторых, Дмитрий обезопасил себя от возможного удара в тыл со стороны великого князя литовского Ягайло (союзника Мамая), который форсировал Оку и находился неподалеку, ожидая исхода противостояния. Неясна была позиция и рязанского князя Олега.

Вскоре русские полки переправились через Оку и спустя несколько дней подошли к месту слияния Дона и Непрядвы. За рекой воинство вышло на огромное Куликовское поле. Мосты за великокняжеским войском приказано было сжечь.

Утро 8 сентября выдалось туманное. Дмитрий Иванович обскакал все полки, отдавая последние распоряжения. Сам князь хотел биться на передовой линии, личным примером увлекая воинов, а не стоять позади войска, как было принято. Вернувшись в срединный полк, Дмитрий Иванович переоделся в доспехи простого воина, а свое облачение передал боярину Михаилу Бренку и велел стоять ему непоколебимо под великокняжеским стягом.

Битва началась в полдень поединком Александра Пересвета и Челубея, русского и ордынского богатырей. Когда они пали, пронзив друг друга копьями, многотысячные войска сошлись. Сражение длилось до вечера. Настал звездный час князя Дмитрия Ивановича. Его замечали то там, то здесь, в самой гуще битвы. Видели, как он менял коня, как отбивался сразу от четырех ордынцев. Русские витязи сражались отважно, многие тысячи сложили свои головы, но около трех часов дня превосходящие силы врага, казалось, стали уже одолевать наших, глубоко вклинившись в срединный полк. Михаил Бренок был убит, княжеский стяг был подрублен. Мамай уже ликовал, видя это со своего холма. Но рано он радовался.

В этот самый момент вступил в сражение резервный полк Дмитрия Ольгердовича, а затем и засадный полк князя Владимира Андреевича и искусного воеводы Дмитрия Боброка. Свежая русская конница, вихрем вырвавшись из дубравы, обрушила удар на врага. Он был настолько стремителен и страшен, что ордынцев, смятых и разгромленных, охватила паника. Их конница бросилась бежать – одни падали под русскими саблями, другие тонули в Непрядве, третьи, смяв свою же пехоту, устремились к Красному холму, ставке Мамая. Началось общее бегство. Хан едва успел собрать шатер и унести ноги. Русская конница во главе с Владимиром Андреевичем, прозванным Храбрым за воинскую доблесть, преследовал Мамая около 40 км. до реки Мечи, но Темнику удалось ускользнуть, часто меняя лошадей.

Победа на Куликовом поле была великой радостью, но сильно омраченной. Предположительно, полегла половина рати. Победа была достигнута, но очень дорогой ценой. Битва показала мощь и силу Москвы как политического и экономического центра – организатора борьбы за свержение золотоордынского ига и объединение русских земель. Благодаря Куликовской победе был уменьшен размер дани. В Орде было окончательно признано политическое главенство Москвы среди остальных русских земель. Орда так и не смогла оправиться от нанесенного удара, распад ее стал необратим. Даже несмотря на то, что летом 1382 года Москва была взята и сожжена ханом Тохтамышем, прежняя система господства над Русью, существовавшая в тринадцатом – первой половине четырнадцатого века, уже никогда не была восстановлена. На Куликово поле шли жители из разных русских земель и городов – вернулись же они с битвы как русский народ.

Дмитрий Иванович мужественно сражался в передовом полку, в одежде простого ратника. После битвы, уже в сгустившихся сумерках, его отыскали среди убитых и истекающих кровью глухо стонущих воинов. Князь пребывал в бессознательном состоянии. Когда он очнулся, с него с трудом сняли проломленные, пробитые и промятые во многих местах доспехи. К великой радости княжеского окружения, смертельных ран на крепко сложенном его теле не оказалось. Но, похоже, именно с того дня Дмитрий Иванович почувствовал недомогание. И после этого с каждым днем стал чувствовать себя все хуже и хуже.

Заканчивая свой недолгий земной путь, Дмитрий оставил сильно окрепшую Русь – Московско-Владимирское великое княжество, заветы на будущее. Умирая, он передает, не спрашивая согласия хана, своему сыну Василию (1389–1425) Владимирское великое княжение как свою вотчину, выражая надежду на то, что Бог освободит Русь от ордынского ига.

Дмитрий Донской скончался в возрасте 39 лет 19 мая 1389 года. Похоронили его в великокняжеской усыпальнице под сводами Архангельского собора. Вся Москва от мала до велика пришла проститься со своим любимым князем. Неописуемо было народное горе. Спустя несколько лет было написано «Слово о житии великого князя Дмитрия Ивановича», предположительно, Епифанием Премудрым, автором жития преподобного Сергия Радонежского. Дмитрий Донской был причислен к лику местно чтимых московских святых. Его стали изображать на иконах, древнейшая из которых написана знаменитым Дионисием в 15 веке.