Книга Виктор Шкловский - Владимир Березин

Русская армия занимает пол-Персии и треть Турции, Арарат ещё можно потрогать рукой, а не осматривать издали, — и вот-вот дрогнут турки и отдадут проливы.

Оттого есть город Армавир, ранее Октемберян, а изначально Сардарапат.

В 1914 году турки остановили начавшее войну на юге наступление русских и взяли Батум.

В 1915 году турки вошли в Иран и резали армян там, куда доставала сталь. А русские войска дрались с турками у озера Ван и встали в Северной Персии.

В 1916 году русские войска взяли Эрзрум и Трапезунд.

В 1917 году пришла в Россию революция, и войска её дрогнули. Стали уходить из Западной Армении войска.

А в году 1918-м, зыбком и страшном году, армяне двинулись на север, и шли перед ними беженцы. Потому что был подписан Брестский мир, а подписан он был не только с Германией, но и с Турцией.

Год был страшен, и урожай на каменистых полях вышел скудным.

Жил в Северной Персии осенью 1917 года Виктор Шкловский.

Настоящей должности у него не было, но революция устроена так, что каждый придумывает себе должность сам.

Оттого назывался Виктор Шкловский заместителем военного комиссара Временного правительства, но должность эта была глупая.

Она была нестрашная, потому что подчинённых у Временного правительства уже не было.

Армия грабила местных жителей. Грабили, впрочем, все: государства не было — ни русского, ни персидского. Были вооружённые люди.

Ну и голод был, конечно.

Однажды утром Шкловский с трудом открыл дверь своего дома — оказалось, под его дверь подложили мёртвого ребёнка.

«Я думаю, это была жалоба», — заметил он потом.

Это вполне логично — как ещё можно пожаловаться начальнику, язык которого неизвестен.

Но тут важно угадать силу чужого начальника. А силы у заместителя комиссара Временного правительства никакой не было. Не было её и у настоящего комиссара, не было и у самого правительства.

Сила была в винтовках.

Оттого все вооружались и за винтовку, даже плохую давали по три тысячи рублей.

Шкловский тут же записал, что женщины с той стороны Чёрного моря шли в вечное пользование покупателя по три рубля употреблённые и по 40 рублей неупотреблённые.

На разорённом Востоке живой человеческий материал недорог.

А неживой можно подложить под дверь в качестве записки.

Вооружённые русскими винтовками армяне дрались у города Армавира, ранее называемого Сардарапат, и среди них был поручик Баграмян.

Поручик Баграмян потом стал маршалом и носил над галстуком золотую звезду с бриллиантами — такую, какую носили все советские маршалы.

А тогда, когда две армии бились у древних развалин, в Баку уже месяц как установилась коммуна.

Ничего ещё не было решено, и никто не знал, что этой коммуне остаётся ещё месяц, а сроки её комиссаров уже сочтены.

Но я рассказываю эту историю ещё вот почему. Эти месяцы, проведённые ненастоящим чиновником Временного правительства в Персии, оставили большой след в русской литературе. Они оставили удивительный след — и не только в книге, которая называется «Сентиментальное путешествие».

Если внимательно читать роман Тынянова «Смерть Вазир-Мухтара», то среди описаний того, как тонко и жалобно в 1828 году стонут чумные люди в глиняных хижинах под Гюмри, как едут по персидской дороге русские казаки, как собирают мёртвых по частям, то обнаружишь между строк Персию 1918 года и командира конной батареи в ассирийских войсках в Северной Персии Лазаря Зервандова, что уходит со своим народом на юг, к Багдаду.

Войны в Персии похожи — потому что на них одинаково низко ценится человеческий материал. Эта оценка не зависит от того, какой век на дворе — XIX или XX.

Гюмри теперь снова называется Гюмри, а известен он был как Ленинакан. Там и раньше строили по-разному — это оборачивается бедой при землетрясениях.

И южнее происходит то же самое. Шкловский писал про те дома так: «Я видал много разрушения. Видал сожжённые галицийские села и дома, обращённые чуть ли в непрерывную дробь, но вид персидских развалин был нов для меня.

Когда с дома, построенного из глины с соломой, снимают крышу, дом обращается просто в кучу глины».

Сентиментальное путешествие Шкловского оборачивалось грибоедовской дорогой.

Среди финального перечисления примет времени на последней странице «Сентиментального путешествия» есть история про гробы. «С нами шёл вагон с гробами, и на гробах было написано смоляной скорописью: „Гробы обратно“».

Когда Пушкин путешествует в Арзрум, медленно приближаясь к передовой линии, ему навстречу едет гроб.

И мы знаем уже, что это гроб Грибоеда.

Грибоед едет обратно.

Всё в литературе связано.

Соплеменники Лазаря Зервандова говорили мне, что очень не любят слово «айсоры».

С такими вещами сложно — некоторые слова в разное время писались по-разному, и если начинаешь цитировать кого-то, то уже идёшь на поводу у автора.

Я стараюсь соблюдать те выражения, которые употреблял Шкловский, — а и он пишет по-всякому.

Может быть, в начале прошлого века этой разницы не чувствовали, и Шкловский писал, никого не обижая:

«Я оттого так много пишу об айсорах, что считал возможным создать из них силу.

Вернее, я не видел других возможностей создать силу.

Кроме того, нужно было спасать людей, связавших свою судьбу с Россией».

К Шкловскому пришёл какой-то православный священник-айсор и рассказал, что к русскому начальству приходили айсорские женщины и сказали: «Наших мужей мы вам отдаём; но велите убить нас, только не оставляйте на убой персам».

В рукописи самого Зервандова (это меньше десяти страниц) он пишет о себе в третьем лице:

«Товарищ Лазарь Зервандов и несколько карских айсоров побежали туда, схватили пулемёты и ручные бомбы и начали стрелять по персам и курдам.

Батареи продолжали огонь.

Персы начали разбегаться по улицам, и куда ни побегут, там взвод ассирийцев, и были разбиты персы до одного человека. Целую ночь шёл по городу Урмии грабёж, и ломали двери, и таскали все персидские ковры и имущество. Патриарх Мар-Шимун[26] всё посылал к Ага-Петросу и полковнику Кузмину донесения и говорил, что не надо воевать, а лучше сдаться, потому что мы на ихней персидской земле и не пришли с ними воевать, а спасались от зверства горных курдов.