Книга Мэрилин Монро. Жизнь и смерть секс-символа Америки - Елена Прокофьева

Но до секса дело дошло далеко не сразу. Сначала была работа. Больше всего де Дьенеса привлекала в 19-летней Норме Джин ее еще полудетская свежесть, даже наивность, сквозящая из-за отрабатывавшихся годами ужимок и приемов. Это он и решил подчеркнуть. И сделал серию снимков, где Норма Джин предстала юной простушкой (какой, по сути, и была). Андре заставлял ее ходить босиком и заплетать косички. Изображал то автостопщицей, голосующей на шоссе, то деревенской красоткой, трепетно прижимающей к груди ягненка.

Эти фотографии Норма Джин с гордостью показывала Джиму, приехавшему в декабре на побывку. Он все еще не демобилизовался из торгового флота, потому что американские моряки после победы доставляли солдат США и стран-союзников домой. К "выставке", которую устроила ему жена, Догерти не проявил ни малейшего интереса. Норма Джин даже не встретила его на пристани, опоздав на целый час, да еще и имела наглость объяснять это занятостью!

"Образумишься ты наконец или нет?!"

Норма Джин не образумилась. Через пару дней после прибытия мужа она беспечно укатила на несколько недель в компании Андре де Дьенеса и в его машине. Андре загорелся идеей сделать фотосессию с Нормой Джин посреди Долины Смерти. Вдвоем в пустыне — фотограф и его модель, влюбленный и возлюбленная… Да, к этому моменту де Дьенес, повидавший виды, привыкший к ярким и скоротечным интрижкам, отчетливо понимал, что влюбился в эту фантастическую малышку.

А что она? Она, безусловно, получала от поездки удовольствие. Андре, как и Дэвиду, очень нравилось фотографировать Норму Джин на фоне природы. По пути он то и дело останавливал машину, чтобы сделать несколько кадров. Норма Джин бежала по морскому берегу, рассекая прибрежную пену, взбиралась, как мальчишка, на толстые ветви деревьев, притворялась, будто прыгает со скалы. И все больше опьянялась тем особенным чувством, которое мог вызвать лишь нацеленный на нее объектив. В конце концов частичка этого чувства досталась тому, кто стоял по другую сторону объектива.

Наступил вечер, когда Норма Джин не стала настаивать на том, чтобы де Дьенес снял в придорожном отеле, где они остановились на ночлег, два отдельных номера.

"Я пытался познать ее тело в воображении, — писал потом де Дьенес, — но действительность превзошла мои самые смелые мечтания". Он был опытным любовником, он был влюблен и внимателен, и оттого нет ничего странного, что ему удалось пробудить эту желанную всем, но безучастную доселе плоть.

По воспоминаниям, Андре предлагал Норме Джин руку и сердце, а ее нерешительность едва не довела его до самоубийства.

Но уже в феврале она влюбилась… в другого фотографа. Пожилого уже, по ее меркам, 43-летнего шотландца Уильяма Бернсайда. Он на свой лад ценил Норму Джин: "Она очень хорошо знала, как умеет влиять на мужчин. Если я приглашал ее в ресторан, то официанты, каким бы элегантным заведение ни было, сломя голову бросались исполнять ее желания. Этим звездным качеством она обладала уже в возрасте двадцати лет…

Я думаю, что ее ко мне привлекало мое образование. Ее интересовали Шелли и Китс, но она не отказывалась и от более легкого чтения. Она понимала, что без знаний ей не обойтись".

Бернсайд галантно и терпеливо ухаживал за Нормой Джин, добиваясь ее поцелуя, и на всю жизнь сохранил фотографию, где ее рукой было выведено: "Стоит подождать то, что стоит иметь". И все же он довольно скоро бросил молодую любовницу, уехав в долгое путешествие по Латинской Америке. Потом Норма Джин посвятила Уильяму стихотворение:

Любила тебя когда-то И даже тебе в том призналась, Но ты ушел далеко. Когда ж ты вернулся, то было Уже, к сожалению, поздно И стала любовь только словом, Словом, давно позабытым. Ты помнишь?

До весны 1946 года Норма Джин успела появиться на страницах больше чем трех десятков периодических изданий. К тому времени она сдалась и, к радости Эммелин Снайвли, согласилась обесцветить волосы для рекламы шампуня. Став, правда, пока еще не платиновой блондинкой, а золотистой.

Она была молода, красива и делала очевидные успехи на новом поприще. Однако нередко на нее накатывали приступы печали и тревоги, заставая в разгар веселья, вырывая из грез о блистательном будущем…

Позднее она скажет: "Во мне было что-то особенное, и я знала, что именно. Я из тех девочек, которых находят мертвыми в спальне с пустым пузырьком снотворного в руке". Но… "Жизнь не окрашена одной только черной краской… Когда ты молода и здорова, ты можешь в понедельник думать о самоубийстве, а в среду снова веселиться".

Впрочем, реальные причины для беспокойства у Нормы Джин имелись. Ей пора было срочно решать, что делать со своим браком. Она вполне осознавала, что ни на какие мало-мальски сносные отношения, не то что на супружескую любовь, им с Джимом уже нечего рассчитывать. Иногда ей ужасно хотелось послать ко всем чертям этого зануду, даже не пытающегося ее понять. Иногда привычный страх лишиться Джима возвращался и парализовал ее.

Вдобавок к этому в доме Аны Лоуэр теперь жила ее мать. Глэдис наконец удалось вымолить у дочери разрешение поселиться с ней.

Норма Джин всей душой жалела мать, но, как бы она ни стыдилась себе в этом признаться, присутствие Глэдис ее угнетало. Как и много лет назад, когда Глэдис Бейкер забрала маленькую дочь у Болендеров, под одной крышей оказались двое родных по крови, но почти совсем незнакомых человека. Сейчас они были прижаты друг к другу еще теснее, даже в буквальном смысле, — им пришлось спать на одной кровати, потому что другого спального места в квартирке Нормы Джин не было. Обеим были свойственны частые перемены настроений, и настроение их совпадало очень редко. Глэдис изводила дочь бесконечными псевдорелигиозными наставлениями и невпопад вмешивалась в ее дела. Однажды она даже заявилась в "Синюю книгу", чтобы пообщаться с Эммелин Снайвли. Плюс ко всему Глэдис во многих отношениях была беспомощна, как дитя, и требовала постоянного присмотра, хотя и считалась относительно здоровой. Например, ей не раз случалось заблудиться на улице, и ее страшно было выпускать из дома одну. Грейс Годдард к тому моменту возвратилась в Лос-Анджелес, но помочь Норме Джин мало чем могла.

Глэдис, вероятно, тоже чувствовала себя не слишком уютно, потому что спустя несколько месяцев она по собственной инициативе вернулась в психиатрическую лечебницу. Больше мать и дочь не делали попыток к сближению. Однако Мэрилин Монро всегда посылала ей деньги и следила за тем, чтобы Глэдис ни в чем не нуждалась.

В апреле 1946-го Джеймсу Догерти дали двухдневный отпуск. Придя на Небраска-авеню, он убедился, что не только в мыслях Нормы Джин, но и в ее спальне ему нет места. "Ты такая же сумасшедшая, как твоя мамаша! — бросил он. — Либо ты переезжаешь отсюда в наш дом и прекращаешь вертеть задницей перед фотографами — либо… Выбирай!"

Норма Джин выбрала. И подала заявление на развод, который был окончательно оформлен 13 сентября в Лас-Вегасе.

Впоследствии Джеймс подвел итоги брака с Нормой Джин великолепной по цинизму и самодовольству репликой: "Пока она зависела от меня, все у нас складывалось по-настоящему хорошо".