Книга Рыбари и Виноградари - Михаил Харит
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он довольно тщательно перечитал сказки. Они были написаны простым языком, хотя смысл по большей части ускользал. И ни слова о колдовстве.
Может быть, паранормальные явления и есть магия? Забрезжила догадка. «Дед проводил опыты с волшебным газом, способным изменить человека, сделать его всемогущим. Кажется, перед смертью он говорил, что из червячка я превращусь в бабочку. Может, мы с кошкой нанюхались и стали такой ненормальной парой, — подумал Максим. — Кошка трагически погибла, а я нет. И теперь начну превращаться в волшебника, могучего и страшного! Ого-го-го!»
Надо попробовать, не появилась ли в нём сила. Максим пробежал на кухню, где Нюша жарила котлеты, подскочил сзади и попытался приподнять грузную домработницу.
— Ох ты, батюшки! — завопила Нюша, уронив фарш на пол. — Совсем спятил? Девку тебе пора завести.
Похоже, силы в нём не прибавилось. Разочарованный, Максим убрался восвояси и, лёжа на любимом диване, пришёл к выводу, что жизнь — странная штука, где всё происходит вопреки нормальной логике. Видимо, дед-чародей не пользовался волшебной палочкой и не имел колдовских книг. Его волшебство было особым, тайным и невидимым для посторонних — паранормальным. Что бы это ни означало!
В «Энциклопедии Брокгауза и Эфрона» загадочного слова не обнаружилось. Там была только «паранойя» — «состояние извращённого ума. Характерная форма помешательства под названием первичного сумасшествия». Пришлось обратиться к отцу, хотя лишний раз беспокоить вспыльчивого родителя было всё равно что таракану выйти на Нюшину разделочную доску, просто чтобы поздороваться. Но иногда приходится рисковать.
— Где ты вычитал такое? — отец отложил газету и с непонятной тревогой уставился на сына.
— В книге, у деда в кабинете.
— В какой?
— Уже не помню. Слово просто непонятное. Запомнилось почему-то. А что?
Максим врал складно, не краснея.
Но отец успокоился. Строгие глаза, вооружённые старомодными очками с круглыми стёклами, расслабились. Похоже, грозы удалось избежать. Чёрная туча подозрения ушла.
— Параномальное — то, что наука пока не в состоянии объяснить. То, что за гранью нормы.
— Гипноз?
— Нет. Гипноз уже нашёл свою нишу в лечебной практике психиатров. Так всё же, в какой книге ты это прочитал?
Грозовое облако возвращалось. Максим понял, что пора улепётывать.
— Кажется, в «Капитале» Маркса. В школе задавали.
Отец потерял несколько драгоценных секунд, прикидывая, где у классика могла бы встретиться подобная ссылка, а когда поднял глаза, сына уже не было.
Полученная информация показалась важной. Сверяясь с томиками фантастики, Максим составил список способностей, пока не изученных наукой:
«Чтение и внушение мыслей на расстоянии;
— левитация, возможность полёта, как у Ариэль в романе Беляева;
— жизнь без сна;
— человек-амфибия, способность дышать в воде;
— путешествия во времени».
Список оказался коротким. И ни в одном из пунктов он пока не преуспел.
Осень оказалась на редкость дождливой. Солнце простудилось и сидело на больничном, не выходя на работу. Облака застилали небо слоями. В верхнем — неподвижная серая плоскость, в нижнем — чёрные, спутанные комки дождевых туч. Дачники заколачивали двери на зиму, закрывали деревянными щитами окна, чтобы лихой народ не баловал в опустевших домах. Казалось, Подмосковье готовится к войне.
Поддавшись общим настроениям, отец с сыном съездили в Малаховку, походили по сырому, холодному, опустевшему деревянному домику, крашенному зелёной военной краской. Отключили воду и электричество, вычистили холодильник, оставив его открытым. Забрали отсыревшие одеяла и подушки. Максим взял несколько забытых книг.
Обратно ехали уже поздно. Максим дремал на заднем сиденье, как вдруг автомобиль остановился. Двигатель заглох с предсмертным вздохом. Отец раз за разом пытался завести, но слышался лишь противный скрежет стартера. Профессор Дмитрий Максимович Михайлов ненавидел внезапные поломки. Не любил ужасную российскую погоду, дождь, ветер, бестолковых автомехаников, их тупое неумение работать, отсутствие горячего ужина, холодные бутерброды с жирной колбасой, грязные руки, пустое шоссе, чёрта, дьявола, мать их обоих… Объяснив всё это сыну, он вышел на шоссе и поднял руку, пытаясь остановить редкие машины, проезжающие мимо. Бесполезно. Кто будет останавливаться ночью?
Наконец отец решился, отчаянно засучил рукава коричневого пиджака и открыл капот. Галстука не снял. Профессор носил этот важный атрибут власти на работе и дома. Не надевал только на пижаму. Максим понимал: галстук вроде меча у рыцаря — у кого он есть, тот и главный. Не случайно оба предмета одной формы.
— Выкручу свечу, посмотрю, есть ли искра. Заведи стартёр, когда крикну.
Максим молча взял ключи и сел на водительское место. Он плохо представлял, что тот сможет сделать, кроме как посмотреть. Перспектива провести ночь в холодном автомобиле с пышущим яростью папой не радовала.
Прошло немного времени. Явление профессора из недр мотора было неожиданным.
— В рот компот! — орал он страшным голосом. — Ключ, собака, сорвался! Не подходит!
Отец замолк, облизывая палец, ободранный псом-ключом.
Дальше Дмитрий Максимович рассказал правду об устройстве мира, подверг сомнению родословную свечей зажигания. Затем досталось тучам, проклятой сырости, ненормальной стране, автоинспекторам, которые попрятались в норы, вместо того чтобы патрулировать шоссе. Мальчик вздрагивал от слов, как от ударов. Где-то внутри возникали кровавые следы, которые ещё не скоро зарубцуются. Криком можно разбить бокал. Что если и мир взорвётся, как лампочка, и осколков уже не соберёшь?
Наконец Дмитрий Максимович устал. Наступившая тишина показалась ещё страшнее, и перепуганный насмерть ребёнок отчаянно повернул ключ, надеясь на спасительное чудо. Машина с первого раза послушно завелась. Отец изумлённо уставился на сына:
— По щучьему велению? — подозрительно переспросил он, потом торопливо добавил: — Быстро перелезай на своё место, пока не заглохла. Да постригись наконец! Зарос весь, ходишь как хиппи.
Они поехали. Максиму было приятно видеть убегающие назад тени тёмных деревьев. Он старался сидеть тихо, исчезнуть, слиться с сиденьем, чтобы вновь не разозлить отца. Мотор ровно урчал. Дождь заканчивался. На западе тучи расползались, словно ветхая ткань; между лохмотьями виднелось небо. Оно было багровым. Дворники укоризненно метались туда-сюда, словно не одобряли ничего из происходящего. «Так-так, так-так, всё вокруг один бардак», — истерично скрипели они.
— Ты похож на деда, — вдруг устало произнёс отец. — Вокруг него тоже постоянно происходила всякая чертовщина.
Максим ничего не говорил, не будучи уверенным, что приступ прошёл. Папа отходил так же быстро, как и взрывался, надо было только выдержать паузу. Давясь, мальчик проглатывал вопросы и слова, как в детстве манную кашу. Наконец любопытство пересилило.