Книга Былины сего времени - Александр Рудазов

– Пошел ты в дупу, сука… – зло проворчал Баюн.

Иван перебрал иконки и крестики, так выручившие в сваре с навьями. Испачкались они в бою-то, загрязнились. Княжич почистил их краем рубахи, ополоснул водицей. С укоризной глянул на усмешливую рожу Яромира и спросил:

– Чего такое-то?

– Да не, ничего, – хмыкнул волколак. – Ты чисть, чисть.

– Вот то-то, что ничего… Чего ты святынь-то христианских боишься?

– Да не боюсь я их, – поджал губы Яромир. – Носить могу даже, если сильно приспичит. Не люблю просто.

– У, нехристь!..

– Оставь его, паря, – пробасил Муромец. – Вот давай лучше я тебе еще винца плесну.

По новому кругу выпили за родины Муромца. От пряника осталось меньше половины, зелено вино плескалось на дне. Иван совсем разомлел, таращился совиными глазами.

– А сколько ж тебе годов-то сегодня исполнилось, дядька Илья? – промямлил он заплетающимся языком.

– Двести пятьдесят шесть, – с гордостью ответил Муромец. – Все мои.

– Да иди ты! – часто заморгал Иван. – Как так?!

– А ты что ж, Вань, не слыхал, что я еще при Владимире Красно Солнышко подвизался? – удивленно глянул на него Муромец. – С дядей его побратимствовал, Добрыней свет Никитичем. Оно когда, по-твоему, происходило-то все?

– Да я… как-то… я не думал… – принялся чесать башку Иван. – Не, ну я… да как ты столько прожил-то?! Ты что, из велетов, дядька Илья?!

– Нет, Вань, человек я, обычный. Просто вышло так, что на пути мне другие люди встречались, необычные. Вот они меня кое-чем и одарили.

– А расскажи!.. – жадно уставился Иван.

– Рассказать-то можно, – степенно ответил богатырь. – Рассказать – это дело нехитрое. С чего б начать-то… с самого начала начну. Родился я, Ванюш, близ Мурома, в сельце Карачарово. И до тридцати трех годов хворал – да сильно хворал. Ни ноги не слушались, ни руки. Сидел сиднем, а то лежал пластом. И так бы я и жил до седин у родителей на горбу, да случилось однажды дивное…

– А, калики перехожие явились! – заерзал Иван. – Мне в детстве нянька рассказывала!

– Калики, да, – кивнул Муромец. – Ну или волхвы – уж не знаю, кто они там были. Как сейчас помню: сижу я на печи, и входят в избу три старца дивных. Один – дороден, в кости широк, борода и власа долгие, косматые. Другой тощ, плешив, глаза узкие да недобрые. Третий ликом черен, точно бес поганый, а под мышкой книжищу громадную держит.

– И что они? – замер с пряником в руке Иван.

– Водицы попросили испить. Бородатый посмотрел на меня и сердито так: встань и принеси мне воды! А я ему: не могу, мол, дедушка, обезножен. А он: не смей со мной пререкаться, молокосос! Встань и иди!.. хррр-пс-пс… уснул прямо посреди горницы, представляешь?

– Ну а ты что? – хмыкнул Яромир.

– А я что? – пожал плечами Муромец. – Я встал и пошел. Ноги сами поднялись, да зашагали. И с тех пор уж не подводили.

– Видать, дюже могучие волхвы были…

– Не иначе, божьи апостолы, – кивнул богатырь.

О том, что было дальше, Муромец поведал вкратце. Калики перехожие напились, наговорили еще много всяких… мудрых слов, а потом ушли восвояси. Ну а чувствующий в себе небывалую мощь Илья в ту же седмицу отправился в дорогу. Решил, что довольно уж он родительский хлеб-соль ел, пора самому людям пользу приносить.

О том, как он обзавелся добрым оружием, перебил разбойничью ватагу, одолел чудовищного Соловья и явился на княжеский пир, Муромец рассказывать не стал. Сразу перешел ко второй изменившей его жизнь встрече – с велетом Святогором.

– Велеты уже в те годы были редкостью, – вещал Муромец. – Святогор был последним из великих. Могучий! Огромный! В десять саженей ростом!

– Иди ты! – хлопнул себя по колену Иван. – В десять саженей?!

– Коли не побольше, – кивнул Муромец. – Шел когда – земля тряслась. Словно утес по полю плывет. Баяли, батюшка Святогора – кто-то из старых богов. Не то Сварог, не то Велес, не то Вий Быстрозоркий… Но тут врать не стану – не знаю. Я его о том не спрашивал, а он не говорил.

Со Святогором Муромец побратимствовал не очень-то и долго. К тому времени, как они повстречались, Святогоровы дни уже подходили к концу. Солнце древнего великана было на закате. Собственную тяжесть с трудом носил, смерти искал. Совсем перестала его держать мать-земля.

Но просто так бессмертный велет умереть не мог. И дабы ускорить неизбежное, дабы избегнуть долгой и постыдной дряхлости, добровольно лег в гроб и поделился силой с побратимом. Илья Муромец перенял его последнее дыхание, а с ним – нечеловеческую мощь и долголетие.

Именно Святогорова сила позволила Муромцу прожить три людских жизни. Но теперь уж, видно, и его конец не за горами – голова белей снега, борода тоже. Как ни могуч Илья, а все ж обычный человек, не велет.

– Старый я уже, волчище, – вздохнул он. – Всех друзей прежних давно схоронил. Дивно даже, что сам до сих пор ноги передвигаю.

– Кстати о ногах, – сказал Яромир. – Куда отсюда стопы направишь, Иваныч?

– Известно куда, в Тиборск, – снова вздохнул Муромец. – Беда там, Волхович, беда… Загляну только вначале еще и во Владимир, с Всеволодом-князем словом перемолвлюсь. Передать ему что от тебя?

– Не, про меня ты ему лучше не говори, – отвел взгляд Яромир. – Он меня вряд ли добрым словом помянет.

– Ладно, – грузно поднялся Муромец. – Прощевай, волчище. И ты, Ваня, прощевай. Весточку от тебя брату передам.

– Не, от меня тоже не надо! – испугался Иван. – У нас с Глебом размолвка вышла…

– Это из-за чего ж вы повздорили? – нахмурился Муромец. – Негоже так. Братья в мире жить должны.

– Да так, дурость я там сделал одну… – теперь отвел взгляд и Иван.

– Ну ладно, как пожелаешь, – взялся седлать коня Муромец. – А с этим что будете делать, хвостатым?

Взгляды скрестились на Баюне. Кот досадливо поерзал, стараясь прикрыть уже наполовину перегрызенную веревку на передних лапах. Хвост он спрятал под себя, уши прижал и жалобно мяукнул:

– Отпустите меня, суки, я вам больше зла делать не стану! Внукам своим заповедаю, чтоб больше ни одного человека не тронули.

– Врешь ведь, киса, – задумчиво молвил Яромир.

– Да ни в жисть! Да вот тебе хвост на отрубление!

– Не ври, котейко, не ври, – пробасил Муромец. – Губа не дура, язык не лопатка – знает, что горько, что сладко. А речи у тебя хоть и сладкие, да яд в них.

– Так что же, все-таки на шапку меня?! – ужаснулся Баюн. – На шапку?!

– Да не, зачем же на шапку-то… – почесал в затылке Иван. – Вон ты здоровый какой… Тут целая шуба выйдет!

– Не надо, Иван, не убивай меня, сука, я тебе еще пригожусь! – взмолился кот.