Книга Кровавые скалы - Джеймс Джексон

Великий магистр пошевелился и поднял глаза. В эти ранние часы ночи, в один из последних дней мая он молился. Сон нужен воинам помоложе. Ла Валетт же нашел прибежище пред Святым Крестом, а утешение — в беседе с Господом. Но сейчас вошедший без приглашения Анри возвращал его к делам мирским, к беспрестанному грохоту орудий и мучению Сент-Эльмо.

Ла Валетт поднялся на ноги.

— Вести с того берега?

— Защитники провели вылазку, дядя.

— И какую же?

— Внезапную и решительную. Похоже, наши рыцари отважились под покровом ночи атаковать превосходящего по силе врага.

— Чем ответили турки?

— Поговаривают, что язычники в ужасе бежали. По этой причине я и хотел найти вас, дядя.

— Благодарю, Анри. Если твой рассказ правдив, весть обрадует сердце каждого здесь. Будем настороже.

В сопровождении Анри, помедлив лишь чтобы укрыться плащом от ночной прохлады, Ла Валетт направился вдоль вала на вершину кавалерийской башни. По дороге он слышал гром битвы, лязг и звон мечей, дробные раскаты мушкетных залпов. Вокруг стояли на часах солдаты гарнизона. Воины спотыкались о зубцы стен, сонно уставившись вперед, пытались разглядеть нечто вдали и что-то понять в царившей суматохе. Все, что они видели и слышали, было в высшей степени необычно, почти невероятно. Турки отступали.

Виной тому стал полковник Мас. Когда великий магистр со своей наблюдательной площадки окинул взглядом проступившее в дыму поле битвы, мощь атаковавших защитников Сент-Эльмо волной прокатилась вперед, удаляясь от маленькой крепости. Полковник Мас решился на отчаянный поступок. Рыцарь тайком повел своих людей по деревянному мосту и ударил без предупреждения, набросившись на группы турецких рабочих, когда те копали землю во тьме. Кирки и ломы оказались плохим оружием против аркебуз и стальных клинков, против опыта и ярости ордена. Сарацины дрогнули и побежали. Их стремительное отступление было заразительным, рождало панику и пронеслось вниз по склонам горы Скиберрас, пока всеобщее замешательство не достигло главного лагеря в Марсе. Казалось, ничто не в силах сдержать этот поток. Несокрушимый турок был повержен. На востоке забрезжил рассвет, а на крепостном валу Сент-Анджело раздались радостные крики.

— Янычары, вперед! Убить всех. Не щадить никого!

Христиане совершили большую ошибку и проявили немалую самонадеянность, предположив, будто завладели преимуществом. Безусловно, неверные застали всех врасплох, смутили противника и нанесли немалые потери. Но они за это заплатят. Мустафа-паша не терпел унижений. Выскочив из шатра, он возглавил контратаку. Верхом на белом скакуне, сжимая в руке украшенную алмазами саблю, главнокомандующий мчался вверх по эскарпу[16]. За ним скакали янычары. Простые солдаты посторонились, а отступавшие инженеры застыли на месте. Ибо перед ними были неуязвимые — элита, подобная древним спартанцам, вооруженная ятаганами и резными мушкетами, в шлемах с плюмажем из перьев цапли. То были фанатичные мусульманские убийцы, родившиеся христианами. Империя захватила, вскормила и воспитала их в духе военной дисциплины и полного повиновения воле султана. Их взрастили, чтобы резать неверных.

— Узрите янычар! Следуйте за ними! Сражайтесь, как они, вы, вшивые шлюхи! Или я прикажу всех вас забить камнями!

Мустафа-паша ударил саблей одного из пробегавших мимо рабочих, одним махом разрубив тюрбан и голову. Убийство способно приободрить и послужить убедительным примером. Новобранцы колебались. Генерал провел клинком по горлу другого подданного, заметив, как растеклась кровавая полоса, а человек пошатнулся и упал.

— Устремитесь в рай! Перебейте язычников, возвеличив свои души!

Вмиг все переменилось. С оглушительным ревом слившихся воедино возгласов и боевых кличей янычары врезались в ряды рыцарей. Одни сарацины пали под огнем орудий Сент-Эльмо, другие полегли под дальнобойными выстрелами пушек, паливших с высоких стен Сент-Анджело. Но натиск турок не слабел. Действия одного могли изменить ход схватки, а несколько мгновений — итог всего боя. И мгновения эти настали. Все, что некогда представляло собой атаку христиан, теперь превратилось в беспорядочное отступление. Рыцари были рассеяны по полю и уязвимы. Их ряды дрогнули. Когда дневной свет, разогнав на северо-востоке принесенный южными ветрами туман, заструился по полуострову, стяги янычар уже развевались на оборонительном контрэскарпе, ведущем к земляному равелину. Всюду покоились тела убитых. Турки подобрались к самому форту, и оживленные возгласы на стенах Сент-Анджело сменились безрадостным безмолвием.

Одинокая галера. Она появилась под вечер на юге и теперь быстро приближалась к Большой гавани. Быть может, она несла туркам вести с Пиратского берега и передовой отряд корсар на борту. На укрепленном валу Сент-Анджело защитники форта пристально наблюдали за судном. Сначала они сумели разглядеть лишь силуэт корабля, движущиеся ряды весел и волны, разбегавшиеся в стороны от рассекавшего воду носа. Затем очертания стали отчетливее. Показались флаги и вымпелы, крест святого Иоанна, штандарт командора де Сент-Обэна. Союзники.

Сущее безумие. Галера направлялась к устью переполненного турецкими судами залива, намереваясь прорваться к безопасным водам позади Сент-Анджело и встать на якоре во рву. Неизменный смельчак де Сент-Обэн испытывал и провоцировал противника. Он мог бы с тем же успехом разворошить осиное гнездо. От османской эскадры отделилось шесть галер, решивших атаковать и захватить незваного гостя. Де Сент-Обэн дал залп из носовых орудий и остановил весла по правому борту. Корабль развернулся. Началась погоня. На внешних стенах Сент-Анджело христиане кричали и взывали к Господу, раздавались воодушевляющие возгласы. Взору защитников предстало дружественное судно, которое спасалось бегством от турецкого колосса. Они увидели свою надежду, веру и самый жуткий кошмар, воплощенные в подвиге высочайшего мужества и мореходного искусства.

Христианский корабль уходил в отрыв. Пять турецких судов отстали, ослабев за время стремительного преследования и сбавив скорость. Но одна галера все еще держалась в хвосте. Не следовало забывать о гневе адмирала Пиали и поставленной на карту гордости Османской империи. И то и другое могло придать решимости любому капитану и заставить любого надсмотрщика сильнее хлестать рабов кнутом. Турецкая галера настигала командора. Крики на стенах Сент-Анджело превратились в неистовый рев. Если де Сент-Обэна и его людей схватят, турки не явят ни пощады, ни милости. Возможные последствия были ужасны, а представшая глазам рыцарей сцена — невыносимой. Разрыв сократился до нескольких сот футов.

Но турки не учли нрав командора де Сент-Обэна, забыли, что рыцари ордена Святого Иоанна властвовали на море. Пиратство проникло в их кровь, а отчаянная ловкость стала неотъемлемой частью ремесла. Совершив отвлекающий маневр, галера христиан вновь развернулась. Нацелившись на турецкое судно, она устремилась к врагу. Наблюдатели затаили дыхание. Де Сент-Обэн атаковал. Он превратил разведывательную миссию у берегов Северной Африки в игру с огнем, а близкое столкновение с неприятелем — в бравурное представление навигационного мастерства. Гонимая христианами турецкая галера обратилась в яростное бегство.