Книга Ловцы душ. Исповедь - Елена Богатырева

Н. Р.

Писать в поезде оказалось невозможно, качает ужасно, буквы выходят такими, что самой не разобрать. А в долгие остановки, чем дальше, тем больше тянуло покинуть душный вагон, размяться, походить по земле.

Алтай оказался совсем не таким, каким я представляла его по рисункам Рериха, по снимкам из энциклопедии. Едва выехали из города, воздух стал сладким от цветения мятных трав, и мне уже ничуть не было страшно за наше будущее.

В совхозе, который мы наметили еще в Ленинграде и с директором которого списались, нас встретили без особенного гостеприимства. Немолодая женщина в платочке, сидевшая за конторкой, объявила, что председатель отсутствует, и только после долгих уговоров и изучения бумаг с печатями (Сеня обзавелся ими на кафедре) выделила нам скудный инвентарь — несколько лопат, ведер и прочих необходимых вещей, без которых мы просто не смогли бы разбить лагерь.

Работа отняла много сил. Сеня оказался совершенно не приспособленным к физическому труду, и ставить палатки пришлось Андрею с Лешей, Женя помогала им как умела, Галя, Маша и Дмитрий отправились изучать окрестности.

Вечером, когда мы сидели у костра, несмотря на усталость, лица у всех были просветленными и торжественными. Мы хором повторили за Сеней молитву, сплошь состоящую из завораживающих звуков, очарованные тем, как эхо вторит нашим голосам. Краем глаза я видела, что и Андрей повторяет за нами, но на губах его при этом играла кривая усмешка.

(дата)

Поговорим с добротою и научно.

Не для меня, но для вас говорю о доверии.

Посылки разбиваются о закрытое сердце.

Когда ненужное говорится, провода мешаются.

Эманации раздражения не только отбрасывают посланные мысли, но даже действие не может к ежу прикоснуться.

В том разница оперения от игл ежа.

Стрелы, оперяя, очертят круг спасения, но если иглы сомнения не допускают телеграмму до приемника, то особая трудность возникает.

Высшие посылают нам Благо.

Мы передаем его вам, но если Мы и вы отринем посылаемое создание, то нас затопит волна зла.

«Зов», 1922 г.

Месяц пролетел незаметно. Нам трудно, но мы преодолеваем трудности, и от этого гордость за свой маленький лагерь только возрастает, наши вечерние медитации и эксперименты с передачей мыслей затягиваются теперь далеко за полночь и наполняют каждого чистотой и светом, которых мы никогда не знали раньше.

Я, Я, Я читаю ваши мысли каждый день.

Учитель проверяет творчество любимых учеников.

И когда усталость не смыкает рта, речь льется как ручей Гималаев.

(Эти строки из H. Р. Сеня часто использует вместо молитвы.)

Над нами словно полог теперь висит, укрывая от всех нечистот этого мира. Преображение началось. Я ощущаю это почти физически, и от этого чувства душа моя радостно парит над землей, все меняются. Галочка теперь зачарованно сидит вечерами у огня и впадает в экстаз, раскачиваясь из стороны в сторону, едва Сеня начнет нараспев произносить слова молитвы. Андрей говорит, что она — сомнамбула. И это связано с определенными свойствами ее нервной системы. Как всегда — материалист, не хочет признать, что преображение коснулось и его. Однажды, открыв глаза во время молитвы (мне почудилось, что в палатке заплакал во сне Вадя), я заметила, как горят его глаза! В них была такая страсть и такая сила, которых я даже не предполагала за ним никогда.

Голос у Андрея сильный, и порой он даже заглушает Сенин, так что создается впечатление, что мы повторяем за ним, а не за нашим Учителем. Андрей все чаще заговаривает о том, чтобы легализоваться. Срок командировки, которую выхлопотал Сеня на кафедре, истекает, а стало быть, мы не можем здесь оставаться просто так. Оказалось, что Андрей предусмотрительно уволился из своей больницы перед отъездом. Ему не терпелось до осени подыскать работу в одном из совхозов.

Сеня, похоже, опьянен происходящим и совершенно оторван от реальности. Он практикует многочасовые медитации, а в свободное время рассказывает о своих впечатлениях Маше, которая по сей день его самый благодарный слушатель. Но по большому счету, он наш лидер, и ему не пристало копаться с нами в земле или заниматься рыбной ловлей, к которой пристрастился Леша.

— Он непрактичен, — говорит мне Женя. — Как птичка божия… Он не думает о том, что придет зима…

Действительно, наши палатки вряд ли спасут нас в холода. Меня это волнует, может быть, больше других из-за Вади. Если мы собираемся остаться здесь, как и планировали, кроме огорода, где мы копаемся каждый день, нужен, конечно, дом. И еще хорошо бы настоящую русскую баньку. Зимой не помоешься, окатив себя ведром воды за кустом…

(дата)

У нас много перемен, во-первых, мы переехали. Теперь у нас свой дом — его предоставили Андрею, который все-таки устроился на работу. На него там молятся, во всей округе он единственный квалифицированный доктор с институтским дипломом. Да еще — ленинградским! Ему дали лошадь, чтобы сподручнее было объезжать несколько хозяйств. Предлагали хороший дом в самом центре поселка, но он отказался, выбрав другой — на отшибе, у утеса.

У нас одна большая комната. Все довольны, кроме Сени. Во всем, что касается бытовых вопросов, он в последнее время стал крайне привередлив. Когда за столом он кривится при виде пшенной каши — обычной нашей еды, трудно поверить, что именно этот человек — наш духовный лидер…

Как-то неловко было сразу писать об этом, но все мы дали обет целомудрия и с самого начала нашего здесь пребывания обходимся без… В общем, нам ничто не мешает жить в одной комнате, прерывание супружеских отношений с Андреем (а я считаю, что такие отношения именно прерваны, но никак не прекращены навсегда и не вычеркнуты) меня совершенно не тяготит. Скорее даже наоборот… ни Сеня, ни Евгения, похоже, тоже не тяготятся этим табу. Хотя порой мне кажется, что Женя продолжает с нежностью относиться к Алексею. Порой я замечаю, что она исчезает куда-то на некоторое время, и мне думается… когда-нибудь я, наверно, посмеюсь над моими подозрениями. Пройдет год или два — мы начнем действовать: будем нести наше учение людям. Но пока мы еще не готовы…

«Скажите новым: надо осознать ответственность за мысли» — это ведь к нам обращено. Также как и: «Когда Прошу: помогите строить Мою Страну, не к скелетам обращаюсь, но к живым творческим духам, каждому назначается своя жертва…»

Только при чем здесь жертва, не совсем понимаю. Может быть, жертва — это покинутый Ленинград, обыденная жизнь, скучная работа. Да вряд ли… «Мы должны стремиться к совершенству, — говорит Сеня, — и мы будем двигаться в этом направлении шаг за шагом, день за днем». И я согласна с ним, потому что: «Огонь опаляет несовершенные мысли. Главное — уничтожить бациллы низких мыслей, которые заразнее всех болезней…»