Книга Общество мертвых пилотов - Николай Горнов

– Мой вам совет, Гриша…

– Вы же обещали, что предыдущий совет будет последним, – перебил его Беляков.

– Тогда считайте, что это самый последний из последних на сегодняшний день советов. Если вам очень интересно, что там внутри, то попытайтесь об этом не думать. Берите пример с меня. Взял, принес, передал. И никаких вопросов. Вы же понимаете, о чем я?

– Понимаю…

Гольдберг покачал головой и направился в конец коридора, где он обычно спускался вниз по пожарной лестнице. Но на улице он так и не появился. Гриша специально прождал у окна в коридоре почти полчаса. Гольдберг исчез. Причем, где-то в общежитии. Точность, с какой американцы работали на Высоте, не могла не впечатлять. Советские высотные машины такую точность пока не обеспечивали. Даже на «Стратосферах», которые только в прошлом году начали поступать на вооружение, Гриша не рискнул бы подняться на Высоту в непосредственной близости от здания. А тем более не рискнул бы задать координаты точки входа внутри массивного объекта. Малейший сбой – и окажешься вмурованным в капитальную стену.

Впрочем, технологическое отставание от американцев Гриша, как и другие пилоты-высотники стран Варшавского блока, считал лишь временным явлением. Неужели в компании «Локхид Аэроспейс» работали лучшие инженеры, чем в советском НПО «Энергия»? Нет, конечно. Просто американцы продвинулись вперед в одном направлении, а наши в другом. «Стратосферы», которые американцы прозвали «Черной молнией», были куда как мощнее всех американских машин. И защита у «Стратосфер» надежней, и полетный ресурс больше, и взлетали они почти на десять процентов быстрее лучших американских высотных аппаратов класса «Челленджер». К тому же, как поговаривали техники в части, НПО «Энергия» уже приступило к испытанию опытных образцов еще более мощной машины класса «Космос», которая вообще была рассчитан на двух пилотов. Так что еще посмотрим, кто останется на обочине…

Конверт Беляков спрятал сначала в тумбочку, но после некоторого раздумья перепрятал в шкаф – под стопку белья. Потом вспомнил, что его мама самые ценные вещи в доме тоже прятала под стопкой постельного белья. Пока ей соседка не рассказала, что все квартирные воры первым делом ищут деньги и сберкнижки именно в бельевых шкафах. Вывод: если хочешь что-то надежно спрятать, то положи это на самое видное место. Гриша – после короткого раздумья – бросил конверт на кровать. А потом еще пару часов нервно измерял шагами комнату. Коля Бобров не подавал о себе никаких известий. Такого с ним еще ни разу не случалось. И когда снизу все же прилетел в стекло камешек, Грише уже хотелось кинуть сверху в Колю Боброва чем-нибудь тяжелым. Но он сдержался…

В этот раз знакомая беседка оказалась в типичной для средней полосы березовой роще. Никакой речки, никакого пруда, как ни странно. И Генсек выглядел даже хуже, чем в прошлый раз. Правда, крепился он изо всех сил и даже остроумно шутил по поводу своего здоровья.

– Недавно еще один анекдот появился. Не слышал еще? – поинтересовался Генсек. – Политбюро ЦК КПСС и Совет Министров с прискорбием сообщили, что после долгой и продолжительной болезни, не приходя в сознание, вернулся к работе Леонид Ильич Брежнев…

На лице Коля Бобров застыла каменная маска. В этот раз он не отходил от Генсека ни на шаг. И сразу бросался на помощь. Даже если нужно было подать газету или подлить в стакан «Нарзан». Беляков запаниковал. Если Колю не отвлечь, то обмен конвертами может вообще не состояться…

– Я к чему веду, – продолжал Генсек, словно не замечая Гришиных затруднений. – К тому, что змея укусила себя за хвост. Подтекст в этом тексте чувствуешь? Я ведь и на самом деле большую часть времени провожу здесь. И работаю тоже здесь. Не приходя, так сказать, в сознание. А что мне прикажете делать там, внизу? Лежать целыми днями под капельницей? Но это, сам понимаешь, – большой государственный секрет. А они его разнесли под видом анекдота на весь белый свет. В общем, опростоволосились. Вчера Андропов собрал своих сочинителей и лично всех разогнал. Мне Щелоков потом рассказал, как дело было. У него, естественно, не одна группа была, а несколько. Одни сочиняли, другие распространяли, третьи контролировали. Вот они и переругались между собой…

Генсек замолчал, задумавшись.

– Вы устали, Леонид Ильич? – напомнил о себе Коля Бобров. – Вас Виктория Петровна не потеряет?

– Дай же мне с умным человеком поговорить, остолоп! – рассердился Генсек. – Никто меня не потеряет. А потеряют, так сразу разыщут…

Конверт Гриша все же ухитрился передать. Воспользовался моментом, когда Коля отошел на полшага и отвернулся всего на полсекунды, поднимая и отряхивая любимую панаму Генсека. Этого времени Белякову хватило. Он сунуть один конверт под стопку газет и вытащить оттуда другой. Когда Коля Бобров повернулся, сжимая в руках панаму Генсека, довольный Гриша уже делал вид, будто отряхивает штанину. И благодарный взгляд Генсека был ему наградой.

* * *

Короткое северное лето заканчивалось. В такую погоду Белякову даже усилий никаких не требовалось, чтобы заснуть. Стоило ему только повернуться на бок, как глаза закрывались сами собой. Да еще и медсестра регулярно вкатывала в обе ягодицы по пять кубиков, после чего он засыпал еще лучше. За одну прошлую неделю Гриша отоспался как за предыдущие полгода. Палата хоть и была двухместной, но вторая койка оставалась все время свободной. Медсестра заходила нечасто, при этом она всегда держалась вежливо и внимательно. Изредка заглядывал и сам начальник санчасти – майор Егоров. Полковой начмед заканчивал, как оказалось, военно-медицинскую академию в Питере, так что им было о чем поговорить-вспомнить.

Правда, неожиданно стал досаждать новый особист, словно он наверстывал упущенное время. Приходил каждый день. Интересовался всем. В том числе, и техническими моментами. На что Гриша только пожимал в ответ плечами. Почему в его боевой машине не работало реле, которое переводит оборудования в режим автоматического пилотирования? А откуда он знает, как вообще работает это чертово реле? Особист морщился, делал заходы с разных сторон, но так и не смог ничего добиться. Несколько раз он приводил какого-то настырного офицера, который выспрашивал Белякова про мать, про детство, про всех родственников и их болезни. Оживился, узнав, что у троюродного племянника тетки матери был брат, который выбросился с балкона девятого этажа. Это было где-то в конце пятидесятых, в Перми. Точнее вспомнить Гриша не смог. Тем не менее, старлей все тщательно записал: и фамилию этого родственника, и город, где произошло печальное событие. С тех пор он заходить перестал.

Два раза побывал у своего «ведомого» и Кашин. Первый раз, когда Гриша только очнулся после неудачного приземления. Тогда Кашин просидел рядом почти два часа. Смотрел глазами грустного ослика, вздыхал и повторял, как заведенный:

– И как же тебя угораздило, а?

– Не помню, – честно отвечал ему Гриша. – Как взлетал, помню. А потом будто провал. Очнулся уже в санчасти. Может, хоть ты мне расскажешь, как меня вытащили. Ни от кого невозможно ничего добиться!

Но Кашин и сам знал не много. На взлете никто ничего необычного не отметил. Все оборудование работало в штатном режиме. Кашин свое полетное задание выполнил и вернулся в срок. Но когда откинул фонарь, сразу почувствовал какое-то напряжение в ангаре. А когда уже доковылял до медблока и не обнаружил там Гришу, то сразу все понял и бросился назад. В Стартовой зоне уже и сирена выла, и все техники бегали с квадратными глазами. Хорошо еще, что на тот день выпала смена майора Ковалева. Тот быстро всех успокоил. За пару минут и построились, и оборудование обесточили, и дружно подняли вручную защитный экран.