Книга Злые люди и как они расплачиваются за свое зло - Герман Шелков

Мне стало и противно, и страшно продолжать этот разговор. Я увидел, что имею дело с редким негодяем. Его подлость значительно превосходила все то ужасное, что я видел в жизни. Я встал с кресла и пересел на кровать. Повернулся спиной к Николаю, давая ему понять, что разговор окончен, и знакомство, скорее всего, тоже.

«Ты, парень, не пыхти, – сказал Николай. – Ты глупый и дешевый. Хочешь, выпрыгни в окно, головой в сугроб. Может, легче станет. Но я вот что тебе скажу: я избивал женщин и буду избивать, нравится тебе это или нет. Понял? И ни одна из них никому не пожалуется – потому что я знаю, что для этого нужно сделать. Ясно?»

Николай продолжил пить и есть, громко и некрасиво жуя. А я стал думать, как устранить опасность, которая мне угрожает. Какая это опасность? Злой человек!

В одно мгновение мне сделались неприятными все звуки, которые я слышал, и все запахи. Даже аппетитные запахи буженины с яйцом, свежего ржаного хлеба и горчицы.

Я ушел к знакомым и пробыл у них до ночи. Когда я вернулся, Николая в комнате не было. Он пришел глубокой ночью, с тяжелым смрадом водки и чесночной закуски. Грузно, как все пьяные, сел на кровать, а потом повалился на бок, вытащил из-под себя одеяло и, не раздеваясь и не сняв обуви, накрылся и уснул.

Сон сбежал от меня до самого утра. Мне казалось, что я не сплю от страха и отвращения. У меня было сухо во рту, першило в горле, ломило виски, и я, вдобавок, не мог согреться.

В голове у меня крутилось одно и то же: как теперь жить в этой комнате? Мне здесь неуютно, противно. Я готов пожертвовать чем-нибудь существенным, лишь бы перебраться отсюда к хорошим людям. То есть я готов заплатить деньги или отдать свой костюм, купленный мне сестрами. Буду ходить только в штучных брюках и свитере. Но это лучше, чем жить рядом с человеком, замышляющим избиение какой-то девушки.

Я не рассказал своим знакомым о Николае, и никто ничего не знал. Хотя меня несколько раз спрашивали: «Что с тобой? О чем задумался?»

Я молчал потому, что Николай помог мне хорошо устроиться. Ведь он оказал мне добрую услугу. Еще я думал о том, что сначала мне следует переехать в другую комнату. Ведь недаром меня учили держаться подальше от злых людей.

Утром я ушел на работу, не выпив даже чаю. Не хотелось, чтобы Николай проснулся из-за моей возни. Вдруг он стал бы разговаривать со мной о вчерашнем? Совсем недавно я тряс ему руку и благодарил: «Спасибо, друг!» Надо же: я называл его другом! А теперь мне было тоскливо оттого, что я должен возвращаться туда, где он живет.

Но мне некуда было деться.

Вечером я пришел домой и застал Николая, лежащим на кровати с папиросой в зубах. Он сделал вид, что ничего не случилось, и спросил: «Пива хочешь?» Я промолчал, заперся в ванной, долго принимал душ, а потом ушел к знакомым.

С этого дня мы с Николаем перестали разговаривать.

Это очень унылое дело – находиться в ссоре с ближайшим соседом, делить одну комнату и молчать. Напряжение всегда велико и меньше не становится. Этому есть название: несовместимость. Однако кто может признать свою совместимость со злым человеком, заявляющим, что он любит избивать женщин? Разве что такой же негодяй.

Николай стал грубее и неряшливее. Толкал меня плечом. Бросал на пол окурки и говорил: «Захочешь – уберешь».

Однако каждый вечер, приходя с работы, он оставался дома. Поэтому я с надеждой подумал: «Может быть, он бросил свою затею насчет той приезжей девушки?»

Затем мне в голову пришла даже такая мысль: «Не выдумал ли он про эти избиения? Например, чтобы посмеяться надо мной и проверить меня. Или еще для чего-нибудь?»

Я стал понемногу успокаиваться. Вскоре у меня вышел разговор с Николаем – насчет воды. Он забыл закрыть кран, и вода текла весь день, пока мы были на работе.

«Что же ты забыл повернуть вентиль? – спросил я. – Вода, понимаешь, текла почти девять часов!»

Николай ответил глухо, но без злобы: «Забыл. Буду помнить».

Я почувствовал, как мне становится легче. В ближайшую ночь я хорошо выспался. А утром, за завтраком, Николай угостил меня очень вкусным окороком.

Конечно, для восстановления приятельских отношений этого было мало, и все же я чувствовал себя бодрее. Утро начиналось теперь без неприятного возбуждения, которое всегда приходит с ощущением опасности. А вскоре у меня появился кот, и это помогло мне почти окончательно отвлечься от унылых мыслей.

Как-то вечером в коридоре раздались звуки: «Мяу, мяу!» Кто-то принес в общежитие кота и бросил его – может, кто-то их тех, кто навсегда покидал север. Я приоткрыл дверь, и кот забежал ко мне. Мы смотрели друг на друга и молча разговаривали. «Друг, возьми меня к себе!» – просило животное. А я отвечал: «Что, брат, некуда деться? Хочешь остаться здесь, со мной?»

И я накормил кота и оставил его.

Николай, придя домой и увидев животное, ничего не сказал – ему было все равно. Он выпил водки и как всегда выкурил, одну за одной, две папиросы, а после стал читать журнал «Крокодил».

Я назвал кота Северок, от слова «север». Это было в среду. А в пятницу Северка сильно избили…

Это сделал человек, о котором я рассказываю, и он избил моего кота так, как бьют только людей – кулаком в морду. Меня зашатало от ужаса, стоило мне только увидеть животное. Кот невероятно страдал. Негодяй связал ему лапы и бросил его на узкий стол рядом с кухонной плитой. А потом избил.

Северка нельзя было узнать… Он мотал и дергал окровавленной головой. И уже не кричал…

«Перестал орать, – сказал Николай. – А сначала выл, сволочь. Но я таких тварей не прощаю. Животное должно знать свое место».

Северка жестоко избили за то, что он прыгнул в кресло.

Поступок Николая не имел ничего общего со здравым смыслом, а был лишь актом отвратительной злобы. Вероятно, он принял решение хладнокровно, без всякого колебания, а затем вошел во вкус. Безжалостные люди всегда ужасны и отвратительны, и таким был этот Николай. Вероятно, желание избить слабого давало ему какое-то удовлетворение.

Он находился в состоянии легкого опьянения, как и каждый вечер. Но ведь днем раньше он не обращал внимания на моего кота. Он его не замечал. Словно не было в нашей комнате никого, кроме людей. Но сегодня он схватил животное, и никакое постороннее вмешательство ему не понадобилось. Объяснения хозяина кота ему не потребовались. Адская злоба руководила его умом. И он избил шестикилограммовое существо так, словно шестидесятикилограммового мужчину, – во всю силу своих мускулов.

Эта поразительная жестокость изумила меня. Ничего подобного я еще не видел. И даже не слышал об этаком!

Я закричал: «Ты что, с ума сошел? Ну и гад же ты!»

Оттолкнув Николая, я развязал коту лапы. Северок был чуть живой. Почти ни на что не реагировал.

Я унес его к знакомым и попросил их позаботиться о нем. Они подумали, что он упал с крыши. Им бы и в голову не пришло, что здесь замешан человек и его кулаки.