Книга Золотой день - Яна Темиз

Элегантное полупальто, дорогая и качественная вещь, видимо, не было рассчитано на такую необычно холодную для Измира зиму; надо было поддеть под него жилетку. Но кто же знал, что автобуса так долго не будет! А снимать при всех серую вязаную жилетку, свалявшуюся от времени в противные комочки, – нет уж, лучше потерпеть! Тонкий черный шарф из натурального шелка, недавнее приобретение Эминэ, которого никто из подруг еще не видел, трепыхался на ветру и тепла, разумеется, не давал. Зато изящно вырезанные по краям, вышитые вручную лиловые ирисы идеально сочетаются с оттенком новой блузки и чуть более темной, почти бордовой юбки.

Эминэ скосила глаза на подругу.

Селин ничего не сказала про шарф, значит, наверняка его заметила и на днях купит такой же. Если найдет. Эминэ отнюдь не собиралась откровенничать и сообщать, где и за сколько она его купила.

«Наверное, неплохо смотрится на ветру», – она мельком оглядела ожидающих автобуса и поняла, что оценить ее красоту некому: все, съежившись и пряча носы в шарфы, а руки в рукава и карманы, смотрели только на номера подходящих автобусов, и никому до нее не было дела. А Эминэ не привыкла к такому.

Обычно ее тяжеловатую, чуть мрачную и чуть цыганистую красоту замечали, на нее оглядывались на улицах, засматривались в магазинах, причем не только мужчины, но даже женщины и дети. И красота эта почти не тускнела с возрастом. Хотя нельзя сказать, чтобы Эминэ выглядела моложе своих лет, вовсе нет; но в то же время, глядя на нее, никто не думал, что перед ним хорошо сохранившаяся пятидесятилетняя женщина, никто вообще не думал о ее возрасте, это была красивая женщина и все. Единственное, о чем она заботилась, это чтобы седина была вовремя закрашена и волосы имели не более черный цвет, чем им положено. Остальное: и прекрасная осанка, и хорошей формы руки, и рисунок бровей, и разрез глаз, и смуглая, пока гладкая кожа – было дано ей природой.

Вот уже несколько лет Эминэ не без злорадного удовольствия наблюдала за суетой молодящихся подруг. Кремы, диеты, витамины, прогулки – никто из них, кроме Лили, не мог себе позволить ни косметических операций, ни курсов массажей, ни дорогих омолаживающих или якобы омолаживающих препаратов, но они старались изо всех сил. Эминэ никогда не унижалась до этих разговоров. И оставалась в меньшинстве – в компании небрежно одетой, не следящей за собой, но пока миловидной Софии и вызывающе некрасивой, блеклой, длинноносой Гюзель.

Стоящая рядом Селин, ее соседка и, как считалось, лучшая подруга, картинно поежилась и подняла воротник лисьего полушубка.

– Хорошо, что я надела шубу, холод-то какой! – недовольно заговорила она. – Как ты не мерзнешь в таком тонком пальто? Почему ты не надела норку?

– Это кашемир, он очень теплый, хоть и тонкий. А норку я отдала перешивать. Той модели сто лет. Если не получится, как я хочу, наверное, надо будет новую покупать.

Лиса, надетая на Селин, была гораздо старше висевшей в шкафу и вовсе не отданной на переделку норки. Но что поделаешь, в Измире так редко выдаются холодные дни, что женщины, имеющие такую роскошь, как мех, носят свои шубки не годами, а десятилетиями – максимум неделю в году, иногда при весьма теплой погоде и страдая от жары. Покупать новую шубку – зачем? Старой сносу не будет, даже если модель давно вышла из моды. Купить новую шубку – все равно что купить новую машину, мебель или квартиру. Причем на машину, мебель или квартиру мужья согласятся скорее, чем на шубку. Переделка шубы у скорняка – эпопея, приравнивающаяся к ремонту квартиры или разбивке газона с клумбами на дачном участке. Дело дорогостоящее, не всем доступное, отнюдь не продиктованное необходимостью. И Селин предстояло носить свой лисий полушубок еще не один сезон. О чем прекрасно знала Эминэ. А ее норковую шубу все уже сто раз видели, зачем же ее надевать, даже если холодно? Куда выигрышнее померзнуть полчаса, зато сообщить всем об отданной на переделку дорогой, но – увы! – немодной вещи.

Соседка проиграла раунд и поджала губы.

– Надо было все-таки поехать на триста первом, полпути бы проехали, а там пересели, – она с сожалением посмотрела вслед отъехавшему от остановки неподходящему номеру.

– И платили бы за два лишних билета, – тут же отозвалась Эминэ. – А у меня карточка на две поездки осталась: как раз туда и домой.

Расчетливость Эминэ, граничащая со скупостью и порой переходящая в нее, была известна всем, кто был с ней более или менее близко знаком. Она экономила на таких мелочах, которые казались нелепыми не только довольно обеспеченной Селин, но и вечно пытающейся перехватить в долг Семре – третьему члену их постоянной компании. Никто не мог понять, откуда у Эминэ такая патологическая жадность: она не дарила подарков, при первой возможности старалась пообедать или поужинать в гостях; если получалось, пользовалась чужими машинами или ходила пешком, чтобы не платить за билет. Она точно знала, где можно дешевле купить батон хлеба или килограмм сахара, она категорически отказывалась приобрести сыну компьютер и оплачивать его подготовительные курсы, она редко принимала гостей, а если приходилось это делать, подавала сложные в приготовлении и весьма изысканные, но дешевые блюда. При этом квартира ее была обставлена дорогой мебелью, сама Эминэ хорошо одевалась (правда, только тогда, когда ее могли увидеть знакомые), а тяжелые золотые серьги и браслеты, так шедшие ей, и массивные эффектные кольца, которые она, казалось, никогда не снимала, явно тянули на ту же сумму, что и немодная норковая шуба.

Странно: она никогда не нуждалась, не голодала, не считала каждый грош, более того – никогда не работала и не зарабатывала деньги тяжким трудом; ее муж был военным и имел ряд льгот, которыми пользовалась семья, от дешевого отдыха в специально предназначенных для определенного контингента отелях до магазинов на территории воинских частей, где все было хоть чуточку, но дешевле. Эминэ и сейчас, когда муж вышел в отставку и получал неплохую по сравнению с госслужащими пенсию, не ленилась дойти до расположенного неподалеку военного городка, чтобы купить продукты. И Селин с Семрой не упускали возможности подразнить соседку.

– Вон в той палатке можно деньги на карточку положить, – как можно наивнее заметила Селин, зная, что Эминэ без острой необходимости кошелек из сумочки не достанет. И будет мерзнуть, ждать автобуса полчаса, мучиться, но стоимость одного билетика сэкономит.

– У меня нет наличных, только кредитка. У нас же пенсия послезавтра, – Эминэ никогда не видела вопиющего противоречия, кроющегося в ее поведении: с одной стороны – дорогая одежда, золото, якобы отданная в переделку норка, хорошие духи, а с другой – постоянное обсуждение малейших колебаний цен, жалобы на неправильную индексацию пенсии, на то, как трудно ей, бедной, сводить концы с концами.

Казалось, она сама не понимает, что хочет продемонстрировать подругам: свою обеспеченность и финансовое благополучие семьи или ограниченность в средствах, чуть ли не бедность.

– Я даже десять долларов не взяла, – говорила Эминэ, – мне Семра должна, я в прошлый раз за нее платила. Жаль, Дилара отказалась нас подвезти. Странная какая: ей же все равно здесь проезжать.