Книга Яблоки горят зелёным - Юрий Батяйкин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Господа! – воскликнул он. – Не стану скрывать, что прислан я сюда за вами. Властители СССР не могут простить вам, что вы на чужбине смогли занять положение лучшее, чем они занимают у себя дома. Делая вид, что я добросовестно выполняю чекистское поручение, я все подготовил для вашего побега в Трансильванию. Но вчера мне намекнули, что у нас есть шанс. Этот шанс – поиск затонувшего галеона с золотом и камнями. Я считаю этот вариант жизнеспособнее. У кого есть другое мнение?
– Да пусть подавятся галеоном! – прервал было наступившее молчание Бочкин. – А курильню я им не отдам.
– Господа, – вдруг поднял бокал Окладов. – Я думаю, время у нас еще есть, и, коли уж мы собрались за этим столом, отчего бы нам не повеселиться?!
– А я пригласил цыган, – вышел вперед Бочкин и хлопнул в ладоши.
Тут в синагогу ввалились потомки труппы Соколовского хора, с бубнами, гитарами, и, как говорится, пошла писать губерния.
Веселье было упоенным.
Очухавшаяся и успевшая захмелеть Катрин залихватски отплясывала «цыганочку» с воскресшим Бочкиным.
Окладов, охмелев, потихоньку издил со столов выпивку и вкусные вещи, складывая все в большую синюю сумку с надписью «KLM». Погадаев крутил пустую бутылку и, независимо от направления дна и горлышка, целовал Раю взасос.
Утреннее солнце, нанесшее инкогнито визит нашим знакомым, застало на месте непотребную картину.
Кругом валялись пустые бутылки и обгрызенные огурцы домашнего посола.
Гора деликатесов возвышалась в углу. На ней, обхватив руками подушку из сумки KLM, спал Залупини.
Беспрестанно пускавший, с кислым запахом, «голубков», Бочкин, нимало беспокоя этим спавшего на потолке Сигимицу, бессмысленно улыбаясь, в полной прострации искал вшей в покоившейся на его коленях, дурно пахнувшей во сне голове бывшей супруги.
Погадаев и Рая были бесстыдно раздеты до трусов и спали в опустевшем со времени «воскресения» гробу Бочкина.
И лишь в большой чашке турецкого национального плова прилично торчали, словно подмосковные опята, затушенные в нем окурки.
2009
Морозным вечером 21 с… г. работников ГАИ Тушинского района посетило странное видение… По улицам, воняя керосиновым перегаром, с ревом несся асфальтовый каток с реактивным двигателем, в котором, съежившись от холода, сидел худенький человечек в поношенном зеленом пальтишке, в рыжей шапке из старой ТЫКВЫ и в маленьких ботиночках без подошв, из которых причудливо торчали большие пальцы ног неправильной формы. Физиономия человечка светилась жутким фосфорным светом, отчетливо видный нос его, состоявший из двух частей, склепан был рубиновой втулкой с золотой заклепкой, отчего казался курносым.
В руках он держал что-то, похожее на глобус, что на самом деле было полушариями его мозга, который он прикрывал от ветра драной, залатанной варежкой. Он поминутно чихал, показывая раздвоенный язык. В его глазах, как в зеркалах, вспыхивали огни бежавших навстречу светофоров. Задержать неизвестного не удалось. Меж тем каток подкатил к дому η по улице Свободы и встал. Неизвестный ступил негнущимися ногами на землю, вошел в подъезд и прислонился к батарее. Это был мансардный поэт, любивший экстравагантные выходки. В подъезде было тепло и хорошо, и поэт погладил ласково горячую батарею. И вдруг услышал шепот:
– Еще погладь, а?
– Кто ЭТО? – спросил испуганный юноша.
И услышал в ответ:
– Я – это, батарея…
Поэт погладил еще.
– Спасибо, – прошептала батарея.
– А ты славная, теплая, – сказал поэт.
– Ты Ирку зря ждешь, – вдруг пробурчала батарея. – Она дома давно.
– А я звонил, – ответил поэт. – Сказали: «Нет».
– Врут, – убежденно заявила она. – Я сама видела, как она прошла, еще стояла тут…
– А правда, что она здесь со всеми…
Батарея вздохнула.
– Надоели небось тебе…
– А куда мне деться? Слушай, – вдруг сказала она, – плюнь ты на эту дуру Сними меня отсюда, я тебе за это такую сказку расскажу…
– Куда же я тебя сниму?
– В детский сад повесь.
– Ну хорошо.
И батарея стала рассказывать. Поэт заслушался и пришел в себя лишь когда наверху завозились те, кому рано на работу.
– Ну, мне пора, – сказал поэт, нахлобучиваясь перед тем, как выйти на мороз. – Спасибо тебе.
– А условие? Сил моих нет тут висеть, у этих скотов.
– Ладно, – сказал поэт.
Он взбежал по ступенькам, позвонил в первую попавшуюся квартиру. Хозяин отшатнулся.
– Разводник есть? – спросил поэт и, видя, что тот остолбенел, заорал: – Ключ давай, сволочь, зальет всех!
Ругательство вмиг привело хозяина в себя. Он быстро нашел разводной ключ. Юрка отвинтил батарею и потащил её в детский сад. Там он установил её в спальне, к радости замерзших ребятишек.
– Спасибо, – прошептала батарея.
Поэт погладил ее рукой и вышел на улицу.
Тем временем вода в подъезде залила подвал и стала подниматься по ступенькам.
Хозяин разводного ключа вышел из квартиры, почесал затылок и подумал: «И впрямь залило…»
Сказка, рассказанная батареей
Хорошо и привольно было пастись на зеленом лужку жеребеночку Чалому. Гуляй себе да гуляй. Что плохого? Грейся на солнышке, щипли вкусную травку да дружи с подранком, птичкой такой недостреленной. Но однажды схватили жеребеночка, привели его на конюшню, зажали в станок да подковали. Бился жеребеночек, вырывался, да не вырвался. А подранок снаружи бился, кричал не своим голосом.
Вышел дядька с одним глазом, чтобы удобнее было стрелять. Приложился к двустволке: целил в подраночка, а попал в замок. И выбежал жеребеночек на волю. Убежал он во поле, а подранок с ним.
Сел жеребенок на край тростника и стал отдирать подковы. Драл-драл – вспотел. Отодрал. Вытер лобик и говорит: «Уф, как хорошо без подков…»
И побежали, полетели они к синему морю.
Серж влюбился. Да так, что обо всем позабыл. Девушка училась в школе, и, чтобы ее встречать, Сержу пришлось уволиться из редакторов. Но деньги имеют свойство заканчиваться, и однажды мать сказала ему: «Сынок, садись-ка на свои коврижки…»
Действительно, пора было. Возвращаться на телевидение он не хотел: там не отпросишься лишний раз, не прогуляешь. Нужно было что-то другое. И тут подвернулся таро-ремонтный завод. Работа нетяжелая, порядка никакого – то, что надо.
Вышел он на работу. Удивительные люди там работали: алкоголики, после психушки, неудачники. Странное дело, хотя его и любили на прежней работе, но там повсюду был регламент, даже во взглядах, а здесь глаза у работяг были, словно чистое небо, и простодушие, какое встретишь разве что у детей.
