Книга Рейд "Черного Жука" - Алексей Горяйнов

Мы выехали из тайги. В степи светлее, а главное – не давит сырая тяжесть густых и черных сосен над головой.

Глухая и частая дробь копыт успокаивает меня.

Мне хочется стать черным вороном и в сумерки облететь всю Россию широким кругом, потом взвиться в бледное оловянное небо и пророчески каркнуть над Кремлем.

Но я не черный ворон, а «Черный Жук».

Я должен подкопаться под землей.

Действительность всегда противоположна воображению.

Пусть будет так.

Настанет день, когда ворон упадет на труп моего врага и до донышка выпьет его глаза.

Сегодня я ночую в поселке у коммуниста Оглоблина. Бревнистый и неповоротливый человек, этот малый, несмотря на свою сухость, – тонкая бестия. Он учился в партийной школе.

Я ему говорю:

– Начальник особого отряда Багровский.

– Вы партийный? – спрашивает он.

Я делаю изумленное лицо и намекающе повторяю:

– Я – начальник особого отряда.

Я ударяю на слове «особого» – начальник «особого» уж наверное партийный.

Оглоблин сразу переходит на «ты». Я тоже. Он интересуется и застает меня врасплох:

– Случайно к нам или по делам?

Я едва даю ему окончить и тоже спрашиваю о Павлике.

– Ты о Медведеве, что работает в Олечье, уведомлял?

– Да. Мне, товарищ Багровский, не нравится его линия.

– По-твоему, чрезмерно «нажимает»?

– Я и сам жму. Но как и на кого. А ведь он, выходит, измеряет имущественное положение мужиков на сантиметры: девять сантиметров – середняк, а десять уж кулак.

– По-твоему, как же? – спрашиваю я. Оглоблин решает, что я прислан испытать его «кредо». Он оживляется и излагает свой взгляд.

Оглоблин до полуночи развивал мне свою теорию. С задачи «перерождения крестьянства» он перешел на задачу «перерождения мира». Я попытался узнать его мнение о «военной опасности».

Подумав, он отрубил:

– Несомненная. Ты разве не видишь, что на нас натравливают всякую сволочь, чтоб найти повод к войне. Ведь ты подумай, товарищ Багровский, когда мы у себя иной раз тяпнем голову какому-нибудь контрреволюционеру, вся сволочевая «культурная Европа» вопит, топает ногами, свистит, грозит нам. За всякую сволочь грозит. А сама она, «культурная Европа», наши полпредства грабит. А сама эта «культурная Европа» наших послов убивает да благочестиво сваливает на «частное лицо». Да, впрочем, это что. Это еще все же крупное дело. А вот ведь «культурная Европа» докатилась теперь до ремесла фальшивомонетчиков и подделывает червонцы, документы и прочее.

Он на минуту умолк, внимательно оглядел меня в моем красноармейском одеянии и уже спокойно заключил:

– Война будет. Всю их подлость мы будем терпеть твердо. Н…но – тяпнем. Ох, и тяпнем… Не то руки – голова к чертовой матери отскочит…

В одиннадцать у меня свидание с Павликом. В запасе – час. Я хочу посмотреть Царя – Волжина. У меня есть кое-какие виды на него.

Мы кончаем ужинать. Оглоблин ест мои консервы, мое сало, мое консервированное молоко. Хвалит:

– Вам сытнее. У нас подчас живот режет от проса. Ну, да годок-другой, а там откормимся.

Он ложится отдохнуть: помещается он на квартире у столяра и спит на верстаке.

– Ну, мал, и нажрался я сегодня. Пелагея Федоровна, – кричит он хозяйке, – ты приготовь бечевку, а то как пупок расстегнется…

Прибегает какой-то обтрепанный мальчишка лет десяти и орет из двери. Орет по-взрослому:

– Оглоблин, ждут. Чего околачиваешься?

– Брысь. Ах ты, кацап, – с притворной угрозой рычит на него Оглоблин. Потом одевается и уходит, бросив напоследок:

– Теперь, товарищ Багровский, тебе понятно, почему я с Медведевым в контрах? Его политика похожа на политику партии так же, как и чемберленовская.

Мысленно я восклицаю:

«Мне-то понятно. Поймешь ли ты?»

Должное – должному: Оглоблин сильный и умный парень. Меня поражает огненность их энергии. Раньше когда-то я думал – большевики будут гореть огнем революции год-два. Потом затухнут. Жизнь сама собой станет на прежнюю тропу. Что-то нечеловеческое – «гореть» двенадцать лет во имя того, чего еще не было и нет, во имя какого-то далекого, призрачного «рая на земле».

Как бы то ни было – я оцениваю моего врага «ценою полной». Кто хочет победить, тот должен оценить противника по достоинству, его отрицательные и положительные стороны.

Оглоблин строит «рай на земле». Уже давно я верю во всевозможные коренные перемены. Но что мне до того, что потомство будет, смеясь, лакомиться румяными плодами, взращенными землей, которую я удобрю своей кровью, телом и костями?..

«Рай земной». Оглоблин исключает мою возможность, мое право использовать в «бесконечном течении веков» свои сорок – шестьдесят лет жизни.

Имеющийся закон лишить меня этого права, назови свое имя!

С моим мечом я встану против тебя.

Встреча с Павликом особенно ободрила меня. У него в руках целая сеть нашей агентуры. Он получил сведения о передвижении советских войск и отослал их Воробьеву.

Каждому из агентов он дал задание, и, по его расчетам, за день до военного выступления весь Дальневосточный край будет отрезан от Москвы, и телеграфная и железнодорожная связь будет совершенно разрушена. Особая Дальневосточная армия будет истреблена в два-три дня.

Павлик знает, что сейчас спешно готовится взрыв железнодорожных мостов через Обь, Енисей и Амур.

С ним ведет переписку некто «Рюрик» из Москвы. По планам этого «Рюрика», ко дню выступления в России предположено взорвать главнейшие электростанции, чтоб остановить центральную промышленность и в темноту холодных, осенних ночей погрузить города. Мне он поручил немедленно продвинуться к линии окружной железной дороги. Послезавтра я должен быть на месте.

В десять часов тридцать семь минут утра, по расписанию, в местечке Каляш через бетонный мост пройдет поезд с эшелоном красноармейцев.

Я должен взорвать мост и уничтожить эшелон.

Встретились мы с Павликом на конце поселка – его привел дядя Паша Алаверды.

Странно разговаривать о таких вещах с человеком, которого совсем не знаешь и теперь из-за темноты не видишь даже его лица. Но голос его мне показался знакомым.

Часто я думаю: где я слышал этот голос, эту привычку то и дело произносить вопросительное «а?.. а?..» Даже тогда, когда я молчу? Кажется, что Павлику совсем неинтересно, что говорит его собеседник.

Я спрашиваю:

– Оглоблина я возьму с собой?

– А?.. а?.. – как бы не слушая, твердит Павлик. – Прямым путем вас проводит Волжин. Спросите Царя. Все знают в поселке… А?.. а?..