Книга Колесо страха (сборник) - Абрахам Грэйс Меррит

– Вы выглядите усталой, дорогая. Посидите здесь и отдохните. Полистайте этот старый альбом, а я пока закончу работу.

Она дала мне странную старую книгу, длинную, узкую. Должно быть, книга действительно была очень старой, листы в ней были из тонкой-претонкой бумаги, а изображения напоминали картины средневековых монахов. Там были только репродукции картин – изображения лесов и садов. Какие же там были странные растения и деревья! Люди на картинах отсутствовали, но у меня возникло удивительное ощущение, будто если присмотреться, то все-таки можно заметить укрывшихся на рисунках людей. Они точно прятались за деревьями и цветами, скрывались среди них, выглядывали оттуда. Я все старалась их разглядеть, узнать, что же это за диковинный народец, но тут меня позвала мадам Мэндилип.

Все еще держа книгу в руках, я подошла к столу.

– Это для куклы, в которую я вас превращу. Посмотрите, какой хитроумный механизм. – Мадам Мэндилип указала на конструкцию из проволоки.

Я протянула к столу руку и вдруг увидела, что это скелет. Он был маленьким, как скелет ребенка, и мне почему-то вспомнилось лицо мистера Петерса. Я вскрикнула – меня вдруг охватила какая-то безумная паника. Книга вывалилась у меня из рук и упала на маленький скелет. Послышался щелчок, скелет будто дернулся. Я сразу же пришла в себя и увидела, что конец проволоки отогнулся и, взрезав переплет книги, застрял в нем. На мгновение мадам Мэндилип очень разозлилась. Она схватила меня за руку и сжала мое запястье так сильно, что мне стало больно. В ее глазах вспыхнула злость.

– Зачем вы так поступили? – странным голосом произнесла она. – Ответьте мне. Зачем?

Она даже толкнула меня. Сейчас я ее не виню – она подумала, что я сделала это намеренно. Но тогда ее поведение меня очень испугало.

А потом она увидела, что я вся дрожу, и ее глаза и голос снова стали добрыми.

– Что-то тревожит вас, моя дорогая. Расскажите мне, может быть, я вам помогу.

Она уложила меня на диван и, сев рядом, принялась гладить мои волосы и лоб. И хотя я никогда не обсуждаю с посторонними пациентов, я обнаружила, что уже рассказываю ей о деле Петерса. Мадам Мэндилип спросила, что это был за человек и кто привез его в больницу. Я сказала, что доктор Лоуэлл называл его Рикори, поэтому я подумала, что это тот самый всем известный гангстер. Рядом с ней мне было так спокойно и хорошо, что я рассказала ей о докторе Лоуэлле и о том, что я тайно влюблена в доктора Б. И мне опять захотелось спать. Сейчас я сожалею о том, что рассказала ей о пациенте. Нельзя было так поступать. Но я была так потрясена случившимся, что, похоже, все ей разболтала. Мой разум так помутился, что, когда я подняла голову, мне почудилось, будто от мадам Мэндилип исходит какое-то свечение. Вот в каком я была состоянии! Когда я договорила, она велела мне полежать и поспать – мол, она разбудит меня, когда нужно. Я сказала, что в четыре часа мне нужно уходить. Проснулась я полностью отдохнувшей. Когда я уходила, крошечный скелет и книга все еще лежали на столе. Я сказала, что мне жаль ее книгу.

– Лучше книга, чем ваша рука, моя дорогая, – ответила мадам Мэндилип. – Пружина могла распрямиться, когда вы взяли бы макет в руку, и тогда вы бы порезались.

Она попросила меня принести мой медицинский халат, чтобы она могла сшить такой же для куклы.

14 ноября

И зачем я только вообще познакомилась с мадам Мэндилип? Тогда я не обожгла бы ногу. Но я сожалею о встрече с ней вовсе не из-за ожога. Сложно выразить словами то, что я сейчас ощущаю. Но мне правда жаль, что я познакомилась с ней.

Сегодня я принесла мадам Мэндилип свой медицинский халат. Она очень быстро сшила такой же для куклы. Мадам Мэндилип была в отличном настроении и спела мне какую-то странную песню. Я спросила, на каком языке она поет, а она ответила:

– На языке того народа, что вы видели на картинках в моей книге, дорогая.

Какие странные слова! И откуда она узнала, что мне на тех рисунках померещились люди? Ох, зачем я только пошла к ней? Она заварила чай, разлила его по чашкам, но случайно толкнула локтем одну из чашек и перевернула ее мне на ногу. Кипяток пролился мне прямо на щиколотку. Было очень больно. Мадам Мэндилип сняла с меня туфлю, стянула чулок и намазала мне щиколотку какой-то мазью. Сказала, что от нее боль пройдет, а ожог скоро заживет. Боль действительно улеглась, а когда я пришла домой, то глазам своим не поверила. Джо вообще решила, что я ее разыгрываю и никакого кипятка в чашке не было.

Мадам Мэндилип очень расстроилась из-за случившегося – по крайней мере мне так показалось. Интересно, почему она не провела меня до двери, как обычно? Она осталась в комнате. Белолицая девушка, Лашна, стояла у двери, когда я выходила из магазина. Она посмотрела на повязку у меня на ноге, и я рассказала ей о пролитом чае и о том, как мадам Мэндилип дала мне мазь. Лашна ни слова не проронила, даже не пожалела меня. Тогда я посмотрела на нее и немного раздраженно бросила:

– До свиданья!

Ее глаза наполнились слезами, и она очень странно посмотрела на меня, а потом покачала головой и сказала:

– Прощайте.

Закрыв за собой дверь, я заглянула в витрину магазина и увидела, что по щекам Лашны все еще катятся слезы. И я не понимаю почему? Ну зачем я только пошла к мадам Мэндилип!!!

15 ноября

Нога полностью зажила. У меня нет ни малейшего желания возвращаться к мадам Мэндилип. Никогда больше туда не пойду. Мне даже хочется выбросить куклу, которую она дала мне для Днейры. Но этим я разбила бы малышке сердце.

20 ноября

Все еще никакого желания видеться с ней. Мне кажется, я уже начала забывать обо всем этом. Я вспоминаю о мадам Мэндилип, только когда вижу куклу Днейры. Я так рада! Мне хочется петь и танцевать. Я больше никогда не увижу мадам Мэндилип! И я до сих пор не понимаю, почему это приводит меня в такой восторг.

Это была последняя запись о мадам Мэндилип в дневнике Уолтерс. Она умерла двадцать пятого ноября.

Глава 9

Судьба кукольного Петерса

Брейль внимательно наблюдал за мной. Заметив напряжение в его взгляде, я решил не поддаваться эмоциям, вызванным этими записями.

– Я и не знал, что Уолтерс отличалась такой бурной фантазией.

– Вы думаете, она все это выдумала? – вспыхнув, раздраженно спросил мой ассистент.

– Не совсем выдумала. Она пропускала совершенно будничные события сквозь призму воображения – я, наверное, выразился бы так.

– Неужели вы не понимаете, что она, сама того не сознавая, описала действия невероятно талантливого гипнотизера? – возмутился он.

– Ну конечно, я сразу же подумал о гипнозе, – саркастично хмыкнул я. – Вот только я не обнаружил никаких тому доказательств. Из этого дневника я понял, что Уолтерс была не столь уравновешенной особой, как я полагал. Напротив, я вижу в нем признаки ее чрезмерной эмоциональности. По меньшей мере во время одного из ее визитов к мадам Мэндилип с ней случился нервный срыв, что свидетельствует о ее психологической нестабильности. Я имею в виду прямое нарушение профессиональной этики, когда она рассказала о случае Петерса. А ведь я просил ее, как вы помните, никому и ничего об этом не говорить.