Книга Жили-были-видели… - Леонид Чачко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Расскажу еще случай, когда мое легкомыслие и «бдительность» стукача могли пагубно отразиться на моей служебной, да и на личной, судьбе. Для проведения экспериментов на моделях в лаборатории имелась своя испытательная база на Московском море. На самом деле это был райский уголок в одном из глухих, затерянных заливов водохранилища, с чистым пляжем и отличной рыбалкой, со своими катерами и лодками. Добираться туда можно было на электричке до станции «Большая Волга», а затем – вызванным с базы быстроходным катером. Однажды, проведя на базе достаточно много времени и изрядно соскучившись по общению, я пригласил из Москвы в гости на выходные компанию друзей, благо никакого начальства не ожидалось. Ребята приехали с палатками, были встречены мной на станции и перевезены в ближайший к базе, но находящийся за оградой лес. Ближе к ночи начался дождь, палатки промокли, и я, под покровом ночи, провел компанию на территорию базы, в находящийся в моем распоряжении пустой финский домик. Утром, в воскресенье, потихоньку выбравшись за забор, мы продолжили наш пикник. К вечеру, договорившись с приятелем – капитаном катера, я вывез друзей обратно на станцию и, с ощущением хорошо проведенного времени, продолжил свою командировку. И все бы хорошо, но по возвращении в Москву меня ждал разбор доноса, в котором мои художества расписывались как аморалка и преступное нарушение гостайны. Меня и на этот раз выручил начальник отдела, и я отделался легким выговором, но в заключение мне очень доходчиво объяснили, что в прежние времена меня бы ждали о-о-очень большие неприятности и вообще, меня еще жареный петух не клевал… А ведь и действительно!
Была весна. Я представлял ЦАГИ на мореходных испытаниях самолета в Геленджике. Испытания продолжались второй месяц, и неизвестно, когда могли кончиться – все зависело от погоды. Нужны были волны, а стояла, как на грех, ясная безветренная погода. На майские праздники – десять дней – вся самолетная таганрогская бригада улетела домой, благо был свой транспортный самолет, а я остался в Геленджике – не было смысла ехать в Москву и через неделю возвращаться обратно. Сильно поджимали деньги – командировочные заканчивались, а когда будет новый перевод – никто не знает. Поэтому я перебрался из гостиницы в частный сектор и ввел для себя режим строгой экономии: днем – обед в ресторане, а утром и вечером – чай. Выручали местные друзья – сводили на сейнер, к знакомым рыбакам, и взяли ведро свежепосоленной ставриды, которую развесили на нитках во дворе моей хаты – уже на второй день была великолепная вяленая рыбка, еда для перекусона и закуска к сухому вину.
Погода была жаркая, прямо летняя, вода в бухте прогрелась градусов до двадцати. Целыми днями пляжился, ходил с пацанами-десятиклассниками на яхте по бухте. Ребята были все моторизованные, с велосипедами и мопедами, достали и мне спортивный велосипед, и мы устраивали прогулки по окрестностям. В один из дней решили смотаться в соседний поселок Джанхот – по слухам, очень живописное место. Выехали утром пораньше. Солнце уже припекало. Дорога поначалу шла в гору. С непривычки было тяжело, я обливался потом, но старался не отставать. После перевала дорога резко, серпантином, пошла вниз…
Дальнейшее я не помню. Очнулся лежа навзничь, на дороге, в шаге от обрыва, велосипед валялся невдалеке, искореженный. Кто-то из мальчишек плакал, склонившись надо мной, остальные понуро стояли вокруг. Когда я очнулся, все вздохнули с облегчением, один сбегал вниз, в ущелье, принес воды, смочили мне голову, дали попить, стал понемногу приходить в себя, но ничего не мог понять. Расшибся изрядно, была стесана бровь и кожа с плеча, возможно, трещина плеча и на голове огромная шишка. Ребята рассказали, что на спуске в долину я неожиданно вырвался вперед и на большой скорости исчез за поворотом. Послышался треск, и, когда группа подъехала, я уже лежал у обочины без сознания. Мне очень повезло: еще шаг – и я бы вылетел в обрыв метров за тридцать, на камни – гарантированная смерть.
Кое-как поднялся и, поддерживаемый под руки, спустился в долину, в медпункт санатория. Перевязка, уколы, немного отсиделся и вот уже смог самостоятельно двигаться. Всей компанией сели на рейсовый катер до Геленджика, и вскоре я уже был дома. В общем, сотрясение мозга средней тяжести, фингал под глазом и некоторое время рука на перевязи – ничего страшного, но меня зацепило, что большой отрезок времени – минут двадцать – полчаса – полностью выпал из моей памяти. Судя по всему, в пути мне напекло голову, был перегрев, тепловой удар, я потерял контроль и, разогнавшись, свалился. Врач объяснил мне, что я не помню ничего из того, что предшествовало падению, вследствие так называемой ретроградной амнезии и это обычный случай… Но вот в чем штука: если бы я разбился покрепче или вылетел-таки в обрыв и погиб – для меня, субъективно, в сущности, ничего бы не изменилось. То есть в эти полчаса я как бы не существовал, умер, а потом стал жить заново, уже немножко по-другому. Можно возразить, что, засыпая каждый раз, уходишь из жизни и потом возвращаешься заново, но тут другое – существуют сны, и иногда их помнишь, а я в своем беспамятстве не помню ничего. И кстати, я действительно изменился после падения. Некоторые изменения произошли в физическом состоянии, они в основном прошли через полгода-год (шрамы, разумеется, остались). Некоторые же, более глубокие, изменения личности, по-видимому, остались.
Относительно физических последствий удара не могу не вспомнить любопытный момент: плечо мое долго болело, а боли при изменении погоды продолжались лет двадцать. Прошли они, когда, приехав в 93-м году в Израиль навестить брата, я искупался в целебных горячих источниках Хамат, Гадера. После двух сеансов боли мои прошли и больше не возобновлялись.
Изменения же психологические сохраняются до сих пор: пережив момент истины, я стал спокойней относиться к неизбежному.
Странно! Почти у каждого из отдыхающих был фотоаппарат, качество наших снимков было очень средненькое, ракурсы вполне стандартные, но поток желающих сняться у нас на пляже не оскудевал. Правда, деньги мы брали вполне божеские – три рубля за кадр, с тремя отпечатками 10×14, оплата по получении. За день набегало по полторы-две пленки на брата, то есть примерно по сто пятьдесят – двести рублей. Моя инженерская месячная зарплата.
Надо сказать, вкалывать за эти бабки приходилось изрядно. Часов с десяти и до двух обходили пляж, фотографируя осатаневших от солнца и спиртного клиентов, поощряя их к совершению разного рода безумств – ныряния в набегающую волну, построения в воде разных гимнастических пирамид, объединения в группы по признакам происхождения, пола и возраста – и рекламируя свою продукцию. Стараясь по возможности уклониться от предложений выпить за компанию, за знакомство или для дегустации нового напитка собственного приготовления. Потому что после выпивки хождение с фотоаппаратом по раскаленному пляжу превращалось в пытку, а качество снимков резко снижалось. Но человек слаб – уклоняться удавалось не всегда. После двух пляж пустел, и мы обедали, возбуждая аппетит парой стаканчиков спиртного, и шли домой, где прежде всего проявляли отснятые пленки. Вывесив их для просушки, ложились отдыхать, затем, если было еще светло, выходили на вечерний, почти пустынный пляж, прихватив гитару и пару бутылок сухого. Подходили друзья, раскладывались на песке, расслаблялись. Хвост пел.
