Книга Под лапой. Исповедь кошатника - Том Кокс

Так вот почему я спокойно спал ночью – Брюер наконец устроил генеральную репетицию своего сафари-плана и в процессе решил нашу «маленькую пернатую проблему»? Будь у него инструктор по персональному росту, он бы назвал ситуацию с павлинами «логичным шагом» в развитии кота. Я видел, как Брюер, лежа на тропинке, бросает на павлинов оценивающие взгляды, явно намекая, что вносит этих в пять раз крупнее его птиц в список потенциальной добычи.

В последнее время Брюер частенько пропадал в доме престарелых. Из окна спальни я видел, как он, а иногда Медведь, копаются там в мусорных ящиках, выуживая объедки. Что ж, они у нас любители странствий, тут ничего не поделаешь. Когда речь шла о Медведе, мы относились к этому спокойно. Только один раз в жизни он обидел другое существо – впился в ухо игрушечной мыши из зоомагазина, предварительно удостоверившись, что остальные коты не видят его и не будут смеяться. Тестостерон уже давно не оказывал на Медведя своего безумного действия; да, он возвращался со своих прогулок в укусах и царапинах, а значит, боролся с другими котами, но я с трудом могу представить Медведя затевающим драку. Его странствия скорее казались таинственными вылазками для решения важных и возвышенных дел. Брюер же напоминал подростка в переходном возрасте.

Прошло уже полчаса с тех пор, как я свистом позвал котов, однако пока явились только трое. Ни в дыре над потолком гостиной, ни в щели за моими кассетами, ни в теплом закутке на столе за чайником, ни в остальных любимых местах Медведя никого не было.

В свободное от павлиньей резни время Брюер часто мутузил детскую мягкую игрушку Ди, но сейчас бедная выдра лежала в одиночестве на полу гостевой спальни, радуясь возможности отдохнуть. Я готов был обуться и пройтись по соседям, уже репетировал речь, объясняющую, зачем я хочу заглянуть в их сарай. В такие моменты память выдавала длинный список всего, что может случиться с кошками: в одной серии «Инспектора Морса» кота повесили – я смотрел ее в двенадцать лет и плакал; в газете писали о нелегальной торговле мехом; защитники прав животных, митинговавшие у станции Тоттенхем-Корт-роуд, напечатали на плакате ужасающее фото. Благодаря Ди я перестал быть паникером, но когда в то утро позвонили в дверь, я понял: произошло что-то ужасное. Нет, даже не так: когда позвонили в дверь, я инстинктивно это почувствовал. А когда я открыл дверь и увидел выражение лица нашей соседки, я знал уже наверняка.

* * *

Все случилось после двенадцати ночи, пока мы наслаждались спокойным сном без павлиньих криков. Служащий следственного изолятора утверждал, что ни в чем не виноват – кот выскочил буквально из ниоткуда. Однако соседка в тот момент стояла у окна, пытаясь укачать проснувшегося малыша; так вот, судя по скрежету тормозов внедорожника, водитель и близко не соблюдал скоростной режим. Она разбудила мужа, тот поспешил отвезти кота в ветеринарную клинику в семи километрах отсюда – опаздывающий на работу водитель к тому времени уехал, – но было поздно. Соседка полагала, что это наверняка кто-то из наших котов, – не раз видела его у нашего дома.

– У него вот тут белое пятнышко, – показала она на грудь.

– Б-большое или маленькое? – спросил я.

– Большое. Или среднего размера, ночью точно не разглядишь, надо у мужа спросить, он сейчас на работе.

Мой мозг начал действовать сам по себе. Пока я открывал дверь и переваривал услышанное, моим разумом завладела непостижимо мощная сила: я стал мыслить быстрее, эффективнее, использовать скрытые области мозга, хотя не обошлось без странностей. Я подумал, вот бы создать подходящего по описанию кота – противного, никем, и тем более мной, не любимого, – и тогда проблема решена. Когда я понял, что это не выход из ситуации, разум начал спешно обрабатывать имеющуюся информацию. Казалось, чем быстрее я мыслю, тем больше шансов избежать беды. «Белое пятно на грудке? Так, это у нас Брюер. Погоди, у Медведя тоже на груди белое пятнышко, совсем небольшое, но все-таки заметное, а у Брюера такие по всему телу. Про Брюера сказали бы, что у него белые пятна на носочках, спине и груди, так?» Это были даже не мысли, а мелькающие слова на экране взбесившегося компьютера.

Я разбудил Ди и поделился с ней ужасной новостью. Мы не считали Медведя непобедимым, но ведь он выжил на жалких улочках южного и восточного Лондона, на обочине трассы М23, он пережил отравление угарным газом, астму, аллергию, чесотку, дыру в горле, облысение, домашние перевороты и поездки не пойми куда – и умереть вот так, переходя улицу в неположенном месте? Нет, для него это слишком просто. Я позвонил в клинику, и ветеринар сказала мне, что у поступившего ночью котика была «невероятно шелковистая шерсть». Я повторил ее слова Ди, и мы с горечью посмотрели друг на друга.

Завернутый в полотенце, Брюер лежал в коробке в задней комнате клиники. Он выглядел на удивление чистым. Присмотревшись получше, я понял, что вижу вовсе не привычное выражение морды моего питомца, а нечто иное – застывшую маску животного ужаса. Тогда я и осознал, что мои детские воспоминания о лежащей на обочине Табс нереальны: просто в какой-то момент рассказ отца о случившемся превратился в картинку. Получается, ни одну из своих кошек я не видел мертвой. Меня всегда защищали от этого.

Наверное, я понимал, что такой день настанет, однако не мог предположить, что в этот момент по-прежнему буду нуждаться в защите. И еще я почему-то верил в огромную ложь взрослой жизни: если ты сумел отрастить бороду, срубить дерево и взять закладную, значит, ты уже не волнуешься о маленьких невинных существах, которых когда-то приютил.

– Просто ужасно, – с сочувствием сказала ветеринар. – Как же часто их сбивают на деревенских дорогах! А люди еще думают, что опаснее всего интенсивное движение в городе… И почти всегда вот такие молодые, – добавила она. Я заметил у нее под глазами темные круги.

В восточно-английской деревушке не стоит печально склоняться над каждым сбитым животным, иначе тебя самого размажут в лепешку, но если я видел на обочине мертвую кошку, то несколько дней не мог об этом забыть. Меня мучила не только мысль о невинности этого создания, но и о том, что пока, оно лежит здесь, его хозяева еще надеются – может, малыш Мупси или мистер Уинкс просто загулял и скоро вернется домой?

Если лозунг «Живи быстро, умри молодым» применим к котам, то Брюер стал его воплощением. Безумные атаки плюшевой выдры – лишь начало, и, останься он жив, Брюера было бы не остановить. Джеймс Дин в свободное время гонял на спортивных автомобилях; Брюер выглядел бы совершенно нелепо за рулем «Порше», так что решил проводить свой досуг, сидя посреди дороги.

Его гибель, можно сказать, была предопределена. Конечно, смерть близкого родственника или друга – совсем другое, но я испытывал невероятную боль; где-то под грудью свернулся комок горечи. Способна ли эта боль полностью изменить жизнь? Вряд ли. Способна ли повернуть жизнь немного в другую сторону? Несомненно. Я ощутил эту боль снова, когда через пять дней мы с Ди, стоя на коленях, хоронили Брюера у себя в саду, и на меня накатила грусть оттого, что скоро мы оставим его здесь навсегда.

А что же Медведь? Помимо многого другого, он знал в кладовке отличное местечко за коробкой из-под пылесоса, где можно надолго укрыться так, что тебя никто не найдет.