Книга Сердце хочет любви - Юджиния Райли

Утро было великолепным – мягким, солнечным, наполненным птичьим пением, а величественный старинный дом, к которому они подъезжали, был таким, что захватывало дух. И все же ничто не могло отвлечь внимание Ли от мужчины, сидевшего рядом. За считанные дни он бесцеремонно вторгся в ее жизнь и упорно добивался своих целей, а она постепенно ослабевала под его напором. Он каждый вечер проводил в ресторане; в доме же они почти постоянно были вместе. Она поняла, что начинает думать о себе и Питере как о паре, и это пугало ее столь же сильно, сколь и очаровывало. Она говорила себе, что не может продолжать в том же духе, но продолжала поступать именно так…

Данлит оказался чудесным старым домом. На Питера большое впечатление произвели просторные комнаты с шикарной мебелью времен девятнадцатого века. Ли восхитили необычной формы стол, инкрустированный черным деревом, и камин в библиотеке с облицовкой из итальянского мрамора. Самыми зрелищными были панорамные обои в столовой, рисунок которых изображал времена года в разных частях света. Было весело сравнивать эти обои с обоями у Майры дома.

По приглашению экскурсовода они отправились гулять по залитым солнцем полям с пышной растительностью и позже присели немного отдохнуть под великолепной магнолией, ветви которой доставали до земли. Питер достал фотоаппарат и стал фотографировать Ли под роскошным деревом.

– Ты великолепно смотришься в этом розовом сарафане, солнце будто танцует в твоих волосах.

Он смотрел на Ли с такой страстью, что она залилась краской. Она не протестовала, когда Питер остановил садовника и попросил его сфотографировать их вдвоем, но еле выдержала пытку, потому что Питер придвинулся к ней и поцеловал ее волосы в момент вспышки.

Из Данлита они отправились в неописуемой красоты Мелроуз, а потом в величественный Холл. Они пообедали в Керридж-Хаус, угощаясь отлично зажаренным цыпленком и мятным джулепом. После обеда их первой остановкой стал Лонгвуд, самое большое восьмиугольное здание в стране. Питер вел машину по извилистой дороге огромного поместья, а Ли с неподдельным интересом рассматривала великолепные старые деревья: кипарисы, кедры, дубы и какие-то высокие тонкие деревья, завезенные, очевидно, с Востока. Само здание внушало благоговение своими старинными стенами и башней с куполом в виде луковицы.

Они нашли в Лонгвуде нечто необычное: дом был построен не полностью, только первый этаж, остальные же не позволила завершить Гражданская война. Поднявшись по крутой лестнице, они очутились на недостроенном этаже, с окнами без стекол и в стенах, покрытых рубцами от инструментов. Леса, выстроенные вокруг, казалось, стояли там вечно. Вид этого незаконченного строения опустошал – комната за комнатой, а вернее, остовы того, чем они могли стать, старые банки с краской и различные инструменты, разбросанные так, как будто кто-то торопился убежать отсюда, заставляли задуматься о вечном. Ли вышла на одну из множества верхних веранд, полную сваленных как попало дуг и карнизов, покрытых резьбой и следами от пил. Питер подошел к ней.

– Говорят, это убило его, – рассеянно произнесла Ли, глядя на поверхность, заросшую мхом.

– Что? Кого убило? – встревоженно спросил Питер.

– Извини. – Она улыбнулась. – Я имела в виду доктора Натта, первого владельца этого дома. Помнишь, мы читали внизу некролог?

– Да, но что ты имела в виду, когда говорила, что это убило его? Что убило?

– Это. – Она указала в сторону недостроенного дома, похожего на призрак. – Экскурсовод сказал мне, что доктору Натту пришлось прекратить строительство Лонгвуда. Несмотря на то что Натт был на стороне Союза, его хлопковые поля уничтожили отряды федералов. Официально он умер от воспаления легких в 1864 году, но говорят, его убило то, что он вынужден был расстаться с мечтой о Лонгвуде.

Питер обнял ее одной рукой.

– Это была смерть великого человека.

– Это была смерть мечты, – поправила она, серьезно посмотрела на Питера и отвела взгляд.

Внезапно она почувствовала ком в горле, но когда вновь повернулась к нему, ее лицо было непроницаемым.

– Это уничтожило его, – медленно произнесла она. – Это могло бы уничтожить и нас. Но ты ведь не сдашься так просто, правда, Питер?

Он нахмурился.

– Ради Бога, Ли, о чем ты?

Она убрала его руку движением плеча, стараясь не разрыдаться.

– Я говорю о мечтах, от которых пришлось отказаться. Я знаю, что чувствовал этот несчастный доктор Натт.

– Знаешь? А как ты думаешь, что бы он почувствовал, если бы знал, что этот дом сыграет такую важную роль в истории нации? Сегодня люди восхищаются Лонгвудом, таким, какой он есть.

Она покачала головой:

– Нет, Питер. Люди восхищаются тем, чем он мог бы стать. И это очень печально.

Он прищурился.

– Да? А почему ты мне это объясняешь? Что-то подсказывает мне, ты говоришь о чем-то другом, а не о доме.

Вечер был довольно-таки теплым, но Ли неуютно поежилась.

– Идем, – сказала она.

Они молча покинули Лонгвуд и отправились в Розали, в этом историческом месте французы соорудили форт в 1716 году. Старый дом был построен в двадцатые годы девятнадцатого века в стиле эпохи английского короля Георга. Это было красивейшее здание с большими гостиными и мебелью розового дерева со сложной резьбой, но Ли приходилось заставлять себя всматриваться во все вокруг, поскольку мысли ее витали далеко от того места, где она находилась. Она все время думала о разговоре с Питером в Лонгвуде.

Экскурсовод Розали, Грейс Эванс, прихожанка той же церкви, что и Майра, была знакома с Ли. К счастью, Грейс оказалась очень занята, отвечая на множество вопросов других экскурсантов. Не уделяя Питеру и Ли пристального внимания, она не заметила очевидную напряженность их отношений.

Но когда Грейс ответила на последний вопрос о том, сколько лет фортепьяно, стоящему в гостиной на первом этаже, она застала Ли врасплох, попросив ее сыграть что-нибудь на прекрасном старинном инструменте фирмы Уайза.

– Это мисс Ли Картер, – представила ее Грейс, – каждый вечер она играет в ресторане «Серебряное дерево». Я уверена, что мисс Картер сможет просветить вас насчет фортепьяно гораздо лучше меня.

Поначалу Ли запротестовала, но в конце концов все-таки села за инструмент, изготовленный 160 лет назад. Пара аккордов подтвердила то, что она предугадала: этот звук был не сравним ни с чем.

Наверное, она отбросила осторожность из-за дурного настроения, а может быть, из-за того, что это старинное фортепьяно с богатым, волнующим душу звуком было создано для Шопена. Ли буквально утонула в этой обстановке и великолепной колыбельной. Питер и остальные слушали ее затаив дыхание. Слабый голосок в подсознании Ли предостерегал ее, говорил, что ей не стоит делать этого, не стоит таким образом разоблачать себя, но она не послушалась его. Она играла всем сердцем, пленяя слушателей с чувством произнесенным припевом, ошеломляюще трудными и одновременно изящными трелями и руладами, мелодией с бесконечными контрапунктами. Она знала, что играет для Питера, знала, что должна играть для Питера. Она старалась выразить с помощью музыки то, что была не в состоянии выговорить. Все должно прекратиться, она должна порвать с ним, хотя она и хочет этого меньше всего на свете. Она должна сделать это ради него.