Книга Игры взрослых людей - Галина Врублевская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Лера наша, питерская, у нее такие обстоятельства… В общем, ты ведь не будешь возражать, чтобы она пожила здесь в мое отсутствие?
Еще чего, чуть не воскликнула Валентина Владимировна, но сдержалась. Нет. Чтобы не потерять расположение сына, надо действовать с умом.
– Почему же я должна возражать? – чуть преувеличенно пожала плечами мать. – Фактически ты – хозяин в этом доме. Но понимаешь, Федя, я же не знала, что у тебя поселилась гостья, и на время нашего отъезда решила пустить сюда наших друзей из Германии. Мы туда, они – сюда. – Она невинно улыбнулась.
– Почему ты мне ничего не сказала? Я уже и друзьям обещал отметить здесь Новый год. Они бы, конечно, потом все убрали, привели квартиру в порядок.
«Нет, Федюня – совсем дитя неразумное. Оставлять ключи кому попало, запускать какие-то компании в свое отсутствие. Буду стоять на своем».
– Не сомневаюсь, Федечка. Но семья уже едет сюда. Сейчас найти им другое место трудно. Извини, так получилось. Что-то наша Лера совсем заскучала. Бери сырнички, бери. Я сама пекла.
Валерия надкусила сырник, поперхнулась от волнения. В один миг эта квартира стала чужой, а Тео превратился в незнакомого ей Федю, примерного сыночка.
– Ну, для тебя, милая девочка, надеюсь, проблем с жильем не возникнет? Вернешься в семью. Кстати, с кем ты живешь?
– С мамой. И тетей.
– Они работают?
– Нет.
– Как – нет? А на что же они существуют? Неужели ты их содержишь?
Валерия растерялась. Признаться, что обе пенсионерки, она постеснялась. А сказать, что мама получала пенсию за потерю кормильца, – еще больше увязнуть в подробностях.
– Я хотела сказать, они на дому работают. Шьют.
– Чудесно! Я бы заказала им жакет, легкий, на лето. А ты, девочка, работаешь или еще учишься?
– Я пока учусь. В Педуниверситете. В январе диплом защищаю.
– По какой специальности?
– Русский язык и литература.
– После защиты – в школу? – констатировала Валентина Владимировна.
Валерия промолчала.
Мать сменила тему разговора:
– Валерия, ты любишь моего мальчика?
– Она – моя жена! – вздернув подбородок, выпалил Тео.
– Что-о? – Валентина Владимировна спешно достала из сумочки валидол и положила таблетку под язык.
Тео испугался за мать и умерил дерзкий пыл:
– Не боись, ма. У нас все по-современному. Никаких бумажек, никаких штампов в паспорте.
– А-а, – с облегчением вздохнула женщина, глотая остатки таблетки.
– Да. Мы просто друзья, – подтвердила Валерия.
– Слава богу, ничего серьезного. Понимаю, сейчас среди молодежи в моде вольные отношения. Но надеюсь, вы оба будете благоразумны. Тео должен работать над кандидатской диссертацией, ему еще рано думать о женитьбе. Да и у тебя, Валерия, сейчас ответственный период, вступление во взрослую жизнь.
Наконец тягостный для всех завтрак завершился, и Валентина Владимировна покинула дом. Напоследок еще раз напомнила Валерии, что той следует освободить жилплощадь. До отъезда Тео.
Тео и Валерия сидели за одним столом, но смотрели в разные стороны. Тео взял телефон и сделал несколько звонков – может, удастся пристроить Леру к кому-нибудь из ребят. Он привык слушаться мать и хотел сделать так, чтобы и мама, и Лера не были на него в обиде. Увы. У каждого из друзей нашлись свои резоны отказать ему в просьбе.
Лера сама пришла ему на помощь:
– Я завтра поеду в институт и напишу заявление. Заочникам положено общежитие на время учебной сессии.
– Ты извини, что так получилось, – оправдывался Тео. – Мать же не знала, что ты у меня живешь. Видишь, уже распорядилась квартирой.
Эту ночь они провели как чужие, в разных комнатах. Не кошка, но Валентина Владимировна, похуже представительницы семейства кошачьих, пробежала между молодыми людьми. Утром, пока Тео еще спал, Валерия тихо сложила свои вещи в старый чемодан, оставила ключи на столе и вышла из дома, захлопнув дверь на французский замок.
В университете ее ожидало разочарование. Мест в студенческом общежитии не было – предлагали только комнаты для аспирантов по коммерческой цене. Таких денег Валерия не имела, и она решила вернуться в Гатчину. Девушка поехала на вокзал. Здесь, в стеклянном вагоне, как она называла про себя привокзальное кафе, Валерия плотно поела. Жизнь показалась веселей, а поезда на Гатчину ходили каждый час.
11
В доме Селезневых сомкнулись радость и болезнь. Старик Селезнев и Толстая Натаха наконец-то расписались в загсе. Натаха настояла, чтобы отметить это событие с размахом – для нее это хоть и позднее, но первое замужество. Приехала ее родня из деревни, пришли подруги с прежней работы, несколько человек из собеса. Василий Константинович позвал соседей. На третий день, когда волнующая процедура и праздничная суета остались позади, Василию Константиновичу стало плохо с сердцем и его увезли в больницу – предынфарктное состояние. Однако капельницы и уколы отвели угрозу от молодожена – через несколько дней старика обещали выписать, но пока предписывался покой. Молодая жена и сын вернулись домой вдвоем.
Сели ужинать. Пропустили по рюмочке, чтобы расслабиться после стресса. Костя долго молчал, но все-таки не удержался от упрека:
– Ну и з-зачем тебе нужна б-была эта свадьба? Сама видишь, с-старику такой разгул не по силам.
– Он сам настоял. Кто ж знал. Ну да ладно. Врачи же сказали, опасности для жизни нет.
Натаха налила еще водки пасынку и себе. Кошка Туся, недавно перевезенная хозяйкой в дом, внимательно обнюхивала углы. Потерлась о ноги сидящих за столом хозяев, отправилась обследовать другие помещения.
– Ну, п-пора и б-баиньки, – сказал Костя, зевая.
Мачеха не удерживала.
– Спокойной ночи. Иди. Я тут уберу и тоже лягу. Думаешь, я мало волновалась?
Костя почти впал в дрему, когда услышал скрип двери в своей комнате. Приоткрыл глаза. На пороге маячило белое толстое привидение – Натаха в ночной сорочке до пят.
– Костик, извини, ради бога. Туси у тебя нет? Я весь дом обыскала. Нигде нет? Вдруг она в подполье провалилась, замерзнет там.
Толстая Натаха, не зажигая света, осмотрела в полутьме комнату, заглянула под кровать. Затем мягко откинула одеяло, под которым съежился Костя. Он уже понимал, что не сможет противостоять мачехе. И в ее намерениях он не сомневался.
Молодица прилегла с краю кровати:
– Подвинься, Костик. Мне холодно.
Константин вжался своим щуплым телом в стенку, отдаляясь от вторжения мачехи. Но вскоре жар желания, исходящий от женщины, лишил его разума и запалил его собственный фитиль.