Книга Гордость и гордыня - Джейн Остин

— Мы родились в одном приходе, в пределах одного поместья и большую часть детства провели вместе. Обитатели одного дома, разделявшие общие забавы, предметы одной отеческой заботы. Мой отец начал жизнь на том же поприще, на котором ваш дядя Филипс подвизается с такой честью, но он всем пожертвовал, лишь бы быть полезным покойному мистеру Дарси, и посвятил все свое время процветанию Пемберли. И мистер Дарси питал к нему высочайшее уважение, видел в нем самого близкого доверенного друга. Мистер Дарси часто признавал, сколь многим он обязан неусыпным трудам моего отца; и когда перед его кончиной мистер Дарси по собственной воле обещал ему обеспечить меня, я убежден, что им двигала не столь привязанность ко мне, сколь долг благодарности.

— Как странно! — вскричала Элизабет. — Как гнусно! Не понимаю, как гордость нынешнего мистера Дарси не понудила его быть справедливым к вам. Если не по каким-либо другим причинам, так из гордости он не должен был бы опускаться до бесчестности. Ведь иначе, как бесчестностью, я подобное назвать не могу.

— Это поистине поразительно, — ответил Уикхем, ибо почти все его поступки проистекают из гордости; и гордость часто оказывалась его лучшим другом. Она сближала его с добродетелями больше иных его чувств. Но мы все непоследовательны, и его поступки со мной подсказывались побуждениями более сильными, чем даже гордость.

— Может ли такая чудовищная гордыня служить к его пользе?

— Да, она часто заставляла его быть щедрыми великодушным. Щедро тратить деньги, щеголять гостеприимством, помогать арендаторами смягчать нужду бедняков. Фамильная гордость и сыновья гордость — ведь он очень гордится отцом — понуждают его к этому. Не опозорить свой род, не показать отсутствие похвальных качеств, сохранить во всей силе влияние дома Пемберли — это могучая побудительная причина. Он наделен и братской гордостью, которая вкупе с некоторой братской привязанностью сделала его очень добрыми заботливым опекуном младшей сестры. Вы услышите общую хвалу ему как лучшему и безупречнейшему из братьев.

— А мисс Дарси, Какая она?

Он покачал головой.

— Хотелось бы мне назвать ее доброй. Мне больно говорить дурно о тех, кто носит фамилию Дарси. Но она слишком похожа на брата — очень, очень горда. Девочкой она была ласковой, славной и очень меня любила. А я часами старался развлекать ее. Но теперь она ничто для меня. Красивая барышня пятнадцати-шестнадцати лет и, насколько мне известно, превзошла все искусства, которые украшают благородных девиц. После смерти отца она поселилась в Лондоне, где с ней живет почтенная дама, следящая за ее образованием.

После многих пауз и многих попыток завести разговор на другую тему Элизабет не удержалась и вернулась к первой, сказав:

— Меня удивляет его дружба с мистером Бингли. Как мистер Бингли, который как будто сама мягкость и, мне кажется, истинно добр, может быть близок с подобным человеком? Что между ними общего? Вы знакомы с мистером Бингли?

— Нет.

— Он милый, покладистый, очаровательный человек. Видимо, он не знает, каков мистер Дарси на самом деле.

— Вероятно, нет. Однако мистер Дарси умеет нравиться, когда он этого хочет. Ему нельзя отказать в талантах. Он способен быть приятным собеседником, когда полагает, что это стоит его усилий. Среди равных ему по положению он совсем иной, чем с теми, кому судьба улыбнулась меньше. Гордость никогда его не покидает, но с богатыми он непритязателен, справедлив, искренен, разумен, благороден с, может быть, даже обходителен вдобавок к своему состоянию и красивой внешности.

Вскоре партия в вист кончилась, игроки перешли к другому столу, и мистер Коллинз занял место между своей кузиной Элизабет и миссис Филипс. Последняя, как положено, осведомилась об его успехах в картах. Они оказались не слишком велики: он проигрался вчистую. Но когда миссис Филипс принялась соболезновать ему, он с величайшей серьезность он заверил ее, что это сущие пустяки, что деньги для него безделица, и умолял ее не огорчаться.

— Я прекрасно знаю, сударыня, — сказал он, — что люди, садясь за карты, должны быть готовы к подобным потерям, и, к счастью, я не в тех обстоятельствах, чтобы пять шиллингов представляли для меня какую-то важность. Без сомнения, многие не могли бы сказать того же, но щедротами леди Кэтрин де Бэр я свободен от необходимости обращать внимание на подобные мелочи.

Его слова привлекли внимание мистера Уикхема. Он некоторое время разглядывал мистера Коллинза, а затем тихим голосом осведомился у Элизабет, как близко ее родственник знаком с семейством де Бэр.

— Леди Кэтрин де Бэр, — ответила она, — совсем недавно дала ему приход. Не знаю, как мистер Коллинз стал ей известен, но знаком он с ней очень недолго.

— Вы, конечно, осведомлены, что леди Кэтрин де Бэр была родной сестрой леди Анны Дарси, и, значит, она тетка мистера Дарси.

— Нет, я не знала. O родстве леди Кэтрин мне ничего не известно. O самом ее существовании я услышала лишь позавчера.

— Ее дочь, мисс де Бэр, наследница огромного состояния, и никто не сомневается, что она и ее кузен соединят свои поместья.

Элизабет улыбнулась, подумав о бедной мисс Бингли. Как тщетны все ее уловки, как тщетна и бесполезна ее любовь к его сестрице и ее лесть ему самому, если он уже избрал себе другую невесту!

— Мистер Коллинз, — сказала она, — весьма высоко отзывается о леди Кэтрин и ее дочери, но, судя по некоторым его описаниям поступков ее милости, я подозреваю, что благодарность вводит его в заблуждение, и хотя он облагодетельствован ею, она очень надменная и тщеславная женщина.

— Мне кажется, она именно такова, — заметил мистер Уикхем. — Я много лет ее не видел, но хорошо помню, что она мне никогда не нравилась и что ее манеры были в высшей степени властными и высокомерными. Она слывет весьма рассудительной и умной женщиной, но, полагаю, такому мнению о себе она обязана отчасти своему титулу и богатству, отчасти своему апломбу, а в остальном своему племяннику, которому угодно, чтобы все, кто с ним в родстве, отличались завидным умом.

Элизабет признала его объяснения очень убедительными, и они продолжали беседовать ко взаимному удовольствию, пока ужин не положил конец игре и остальные барышни не потребовали своей доли внимания мистера Уикхема. В шуме, царившем за столом миссис Филипс, поддерживать беседу было невозможно, но его манеры расположили к нему всех. Что бы он ни сказал, было сказано умно; что бы он ни сделал, было сделано безупречно. Элизабет отправилась домой, занятая мыслями о нем. Всю дорогу она думала только о мистере Уикхеме и о том, что он ей рассказал. Но хотя бы упомянуть его имя вслух она не смогла, так как ни Лидия, ни мистер Коллинз не умолкали ни на минуту. Лидия болтала о лотерее, о призах, которые выиграла, и о призах, которые проиграла. A мистер Коллинз, описывая радушный прием, оказанный ему мистером и миссис Филипс, заверяя, сколь мало для него значит проигрыш в вист, перечисляя все блюда, подававшиеся за ужином, и без конца осведомляясь у кузин, не слишком ли он их стесняет, мог бы еще многое добавить к сказанному, когда карета остановилась перед домом барышень.