Книга Богиня из офиса - Марта Поллок

— Потому что его придется приклеивать пластырем, а я не думаю, что вы сможете это сделать правильно. Кроме того, пластырь прилипнет к волосам на моей груди, и отрывать его будет очень больно. Удобнее прикрепить микрофон к вашему бюстгальтеру, — добавил он, прищурившись. — Вы носите бюстгальтер? Я не могу разобрать это из-за вашей куртки.

Габриель вспыхнула. На какую колкость отвечать в первую очередь? Ее модный жакет абсолютно не похож на куртку. И она носит бюстгальтер, но если он думает, что она собирается расстегивать перед ним блузку, то точно спятил. А это замечание о его груди…

Пока Габриель все это переваривала, Александр приступил к действиям — начал расстегивать ее блузку с ловкостью, доказывающей, что он выполнял эту операцию множество раз.

— Стоп! — Габриель ударила его по рукам. — Я не позволю…

— Расслабьтесь, моя прелесть. — Александр сверкнул язвительной улыбкой, которая тут же привела ее в бешенство. — Я не пытаюсь соблазнить вас. И вид вашего бюстгальтера вряд ли бросит меня в пучину похоти. Стойте спокойно.

Его пальцы касались ее груди, когда он пытался прикрепить микрофон. И от этих прикосновений Габриель невольно вздрагивала.

Но и Александр был не так безразличен к ее близости, как старался показать. Ее кожа была нежной и гладкой как атлас. Дыхание Александра участилось, когда он случайно коснулся ее соска, проступающего сквозь розовое кружево. И ему тут же захотелось сделать это еще раз, уже намеренно.

У Габриель перехватило дыхание. Никогда в жизни она не испытывала подобного наслаждения. Она вскрикнула, выгнула спину, и ее грудь вжалась в его ладонь. Ее колени ослабели, веки отяжелели. Ей хотелось закрыть глаза, лечь, и…

Александр прекратил бесплодные попытки прикрепить микрофон. Мысли о сборе улик полностью улетучились из его головы, когда он вдохнул дразнящий запах ее духов. Его пальцы дрожали от желания и предвкушения, когда он расстегивал ее бюстгальтер. И он был слишком возбужден, чтобы думать о чем-либо, кроме нее.

— Господи, — прошептал он, чуть касаясь губами ее виска, затем блестящих темных волос. — Вы такая нежная, такая сладкая…

Его руки скользнули к ее талии. Александр подвел ее к кровати — Габриель, казалось, только того и ждала. Он опустился рядом с ней.

— Александр, — прошептала она, дрожа от прикосновения его губ к ее шее, — мы не можем… — Но ладони словно сами собой легли на его плечи. — Мы не должны…

— Знаю, — жарко прошептал Александр. — Знаю.

И с жадностью приник к ее губам. Его желание было слишком сильным, чтобы позволить предаваться продуманным эротическим ласкам.

Он застонал, его поцелуй стал требовательнее, и Габриель ответила мгновенно и пылко. Искры желания распалили, зажгли пламя чувственности. Габриель таяла в его объятиях. Она в экстазе закрыла глаза и сдалась на милость всепоглощающей страсти…

Далеко не сразу резкий отрывистый стук проник сквозь сладострастный туман, окутавший их сознание. Медленно они разжали объятия и сели, глядя друг на друга одурманенным взглядом.

— Мистер Дортсман приехал с ребенком! — крикнула миссис Рутберг через закрытую дверь. — Я сказала ему, что вы сейчас спуститесь!

Александр резко втянул в себя воздух. Габриель закрыла лицо руками. Ребенок!

— Сейчас идем, — откликнулся Александр.

Его голос, хриплый и глухой, немедленно вызвал в Габриель чувственную дрожь.

— Подождите, — прошептала она, положив ладонь на его бедро.

Смысл слов миссис Рутберг с трудом дошел до нее. Ее мысли были полны Александром. Он был так нежен с ней, так желал ее! И она никогда раньше так пылко не отвечала на ласки мужчины. Она жаждала его прикосновений. Улыбки или ласкового слова, чего угодно, только бы знать, что случившееся что-то значит для него. Что-то большее, чем способ скоротать время.

Александр встал, быстро поправил одежду.

— Нам надо идти вниз, — сказал он и, не оглядываясь, направился к двери.

Он не доверял себе. Боялся, что не сможет уйти, если взглянет на ее припухший от поцелуев рот, на обнаженную грудь.

Габриель старалась не показать, как сильно обижена тем, что он так внезапно оставил ее. Она неловко затеребила застежку бюстгальтера, опустила глаза и заметила на ковре микрофон.

— А как же микрофон? — прошептала она.

Александр нетерпеливо застонал и вернулся.

— Вы не можете закрепить его сами?

— Нет, я не знаю как.

Он молча прикрепил зажим к ее бюстгальтеру и быстро отошел. Оба старательно избегали смотреть друг другу в глаза.

— Я подожду на лестнице, — резко сказал Александр, чувствуя, что если не уйдет, то снова заключит ее в объятия. — И давайте при посторонних обращаться друг к другу на «ты». А то нелепо выглядит: мы, как-никак, супруги.

Габриель молча кивнула, застегнула блузку и взглянула на себя в зеркало. Ее щеки были одного цвета с ярко-розовой блузкой, губы слегка припухли, помада стерлась. Она машинально поднесла пальцы ко рту, вспоминая ощущение губ Александра, его языка — и стрелой вылетела из комнаты, решив выбросить из головы все воспоминания так же основательно и бесповоротно, как Александр.

Они вошли в залитую солнцем гостиную. Миссис Рутберг ворковала над бело-розовым свертком, который Грегори Дортсман держал на согнутой руке.

— Ах, дорогие мои! — приветствовал их адвокат с приторной дружелюбностью. — Вот она, ваша дочка!

Радостно улыбаясь, он положил спящего ребенка на руки Габриель. Та посмотрела на крошечное дитя. Девочка выпростала из пеленок маленькую ручку, сжатую в кулачок.

— Это самый красивый ребенок из всех, кого я видела, — прошептала она. Ее глаза восхищенно вбирали каждую деталь: розовый ротик, удивительно маленькие, но прекрасно очерченные бровки, пухлые щечки. — О, она прелестна!

— И она — ваша маленькая дочка, — сказал Грегори Дортсман, ласково глядя на них и обнимая миссис Рутберг за плечи. — Первая встреча матери с ребенком — самое прекрасное зрелище в мире, не правда ли?

Пожилая женщина промокнула глаза носовым платком.

— Я никогда не устану наслаждаться им, мистер Дортсман.

Александра тошнило от лицемерия этих двух мерзавцев. Он отлично понимал, что самым прекрасным зрелищем в мире для Дортсмана является крупная сумма денег, из которых миссис Рутберг, несомненно, получает свою долю за участие в этой процедуре. Что, если бы он и Габриель были настоящей отчаявшейся супружеской парой? Вручив ребенка обнадеженной женщине, Дортсман, не задумываясь, вырвал бы его из ее рук, если бы сумма оказалась недостаточно большой. Какие слова припас он для такого душераздирающего момента?

— Ой, Александр, посмотри! Она открыла глазки! — взволнованно воскликнула Габриель. — Они синие!

Она зачарованно смотрела на ребенка, поднявшего на нее большие, широко расставленные глаза.