Книга Очаровательная должница - Эва Киншоу
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Молчание, воцарившееся в столовой, пугало ее.
Наконец Энтони спросил:
— Можно, я сделаю все по-своему?
Летиция насторожено посмотрела на него сквозь ресницы, но кивнула. Тогда Энтони перенес тарелки и блюда на низенький столик, стоящий перед диванчиком. Затем вернулся к Летиции, взял ее за руку, подвел к диванчику и усадил. Под конец он переставил бокалы с вином с обеденного стола на маленький и опустился на диванчик, пересадив Летицию себе на колени.
Она вздохнула и отвела глаза, чувствуя тепло его рук.
— Иногда кажется, что ты падаешь с высокого обрыва, — еле слышно заговорил Энтони, гладя Летицию по голове. — Особенно когда все так… как у нас с тобой.
Она опустила ресницы, чувствуя огромное облегчение.
— Я себя именно так и ощущаю. Словно парила в заоблачных высях.
Энтони приподнял ее лицо за подбородок и поцеловал. Ресницы Летиции затрепетали. Она с жадностью вгляделась в светло-серые глаза и шрам-звездочку, который погладила кончиками пальцев.
— И еще я думала, как буду обходиться без тебя.
Энтони взял ее пальцы в свои и поцеловал.
— Меня не будет всего три дня.
— Звучит, как «тысячу лет».
— Может, и так, — признал Энтони. — А не хочешь отправиться со мной?
Летиция выпрямилась, взяла со стола свой бокал и подала Энтони его.
— Во-первых, у меня нет билета…
— Это легко исправить.
Летиция искоса взглянула на Энтони.
— Уж не знаю почему, но я тебе верю. И у меня еще есть работа…
— Из этих трех дней рабочий всего один.
— Увы, у меня их больше, я собираюсь работать все выходные. — Летиция отпила вина и снова прижалась к Энтони. — Но если честно, дело в том, что у меня нет сил — ни моральных, ни физических — куда-то улетать.
Он негромко рассмеялся.
— Поверь, от меня это тоже потребует изрядных усилий.
Летиция отпила еще вина и резко спросила:
— Ты ведь знал, что все так будет сегодня?
— Нет. А ты знала?
— Нет… — медленно произнесла Летиция. — Хотя думала об этом всю неделю. Однако что тогда все это значит?
— Может, это любовь?
Летиция задрожала и взглянула в глаза Энтони.
— Да. О да, но… — И умолкла.
— Но незачем предпринимать что-то впопыхах, так?
Она увидела, как Энтони прищурился, произнеся это, и в его взгляде промелькнуло странное выражение. Затем он добавил:
— Думаю, это весьма благоразумно с вашей стороны, мисс Уимблоу. Вы мудры и осмотрительны.
Летиция помолчала. На ее губах заиграла легкая улыбка.
— Из твоих слов, Энтони, я заключаю, что ты не слишком-то хорошо знаешь мисс Уимблоу.
— В каком отношении? — спросил он.
— Здравый смысл велит мне… — Летиция выдержала паузу и сделала серьезное лицо. — Накинуть на тебя лассо и оттащить к ближайшему алтарю. Вот так, мистер Симмонс.
На секунду воцарилось молчание, затем Энтони тихонько рассмеялся.
— Честное говоря, — произнес он наконец, — за эти слова я готов вечно любить тебя.
Он крепко обнял Летицию и поцеловал. После этого напряжение оставило ее, и она смогла поесть, сидя бок о бок с Энтони и перебрасываясь с ним несвязными замечаниями. Все было мило и замечательно, и, как осознала Летиция позднее, происходившее той ночь стало прообразом их отношений. С одной стороны, теплая дружба, с другой — бешеный фейерверк плотской страсти. И то и другое существовало как бы параллельно, не пересекаясь.
— Мне пора, — сказал наконец Энтони, глядя на часы. — А тебе надо поспать.
Он поднялся, помог встать Летиции, а потом снова ее обнял.
— Ладно, — промурлыкала она, обнимая Энтони за шею и прижимаясь губами к уголку его рта. — Счастливого пути, мистер Симмонс.
— А вам счастливых снов, мисс Уимблоу.
Энтони погладил Летицию по волосам, а затем его руки скользнули под пеньюар. Она задохнулась и спрятала лицо у него на плече, потрясенная силой нахлынувших ощущений. Затем, как по команде, оба отступили друг от друга, смущенно улыбаясь.
— Не думай, что мне легко от тебя уехать, — сказал Энтони.
— Гоню от себя эту мысль. — Руки Летиции непроизвольно сжались в кулаки. — Но лучше бы ты не трогал меня.
— Не могу. — Он взял ее руки в свои, разжал кулаки и по очереди на мгновение прижал каждую из ладоней Летиции к губам. Потом посмотрел ей в глаза и еле слышно произнес: — Я вернусь… Что бы ни случилось.
И ушел.
Летиция уснула почти мгновенно. Проспала до десяти и проснулась от того, что кто-то немилосердно терзал дверной звонок.
Выяснилось, что это посыльный из цветочного магазина. Летиция открыла ему дверь, одной рукой придерживая пеньюар, а другой пытаясь откинуть волосы с лица. Посыльный доставил огромный букет роз — без карточки. Но самое чудесное в этих розах, не считая их аромата и прохладной бархатистости лепестков, было то, что их цвета — розовый, белый и малиновый — идеально подходили к колориту ее спальни.
Случайное совпадение? — думала Летиция по дороге в спальню, прижимая к себе цветы. Или Энтони специально выбрал розы — в честь того, что здесь произошло?
— Да, именно так, — произнесла она вслух и спрятала лицо в цветах. — Не припомню, чтобы я была когда-нибудь так счастлива! Энтони Симмонс, ты сделал из меня другого человека. Другую женщину. — Летиция оторвала лицо от букета и печально улыбнулась. — Подумать только, я обращалась с тобой, как с врагом! Как хорошо, что я все поняла!
Она поставила розы в вазу, а потом отправилась на работу, полная сил, не имея ни малейшего представления о том, что один-единственный розовый бутон причинит ей такую боль, какой она никогда прежде не испытывала.
Когда Энтони вернулся, все свободное время они проводили вместе и Летиция узнала много нового о мистере Симмонсе. К примеру, хоть он и считал, что занимается чем-то помимо зарабатывания денег, работал он безумное количество времени. Кроме того, оказалось, что Энтони имел степень магистра экономики. И что, несмотря на все свои миллионы, был не способен выбросить ни крошки еды и мог починить абсолютно все на свете.
— Ты, должно быть, здорово выучился учиться, — сказала ему Летиция однажды.
Это было воскресным утром. Они остались ночевать у Летиции после позднего ужина и танцев и теперь, проснувшись, неторопливо завтракали. Энтони просматривал газеты, и скорость, с которой он читал, подвигла хозяйку квартиры сделать это замечание.
Энтони оторвался от газеты. На нем не было ничего, кроме шорт.