Книга Бледная Холера - Иоанна Хмелевская

Я не удержалась. Не смогла.

— Знаете, в какие суммы нам этот поганец обошелся? — порывисто обратилась я к Гурскому. — Этот красавец с пробитым черепом? Это ведь он угробил наше польское коневодство. Вы и не представляете, сколько миллионов долларов мы потеряли благодаря этой свинье! Точнее говоря, свиньям, но сейчас это неважно. Он один из тех, кого следовало бы задушить в колыбели. Существуют точные расчеты, могу вам показать!

— Молчать! — в один голос гаркнули Роберт Гурский и пан Теодор.

Удивительное единодушие!

Я смолкла. Гурский и пан Теодор смотрели на меня с упреком. Правда, мотивы у каждого были свои.

— Повторяю вопрос... — начал Гурский еще более официально.

— Я как раз и отвечаю, — живо подхватил пан Теодор. — С Юреком Малиновским мы договорились на пять часов. Без десяти пять я сел в такси. Как только выпроводил Тупня. Пришлось его чуть ли не взашей вытолкать. Меня уже ждало такси. В шесть

минут шестого я был у Юрека, глаз от часов не отрывал. Тот опоздал, зато жена его была на месте. Злая как собака, обед на столе, а его нет. Юрек приехал только в двадцать минут шестого. Мы с ним сразу двинули на Желязную. Правда, несколько минут у нас на разговоры с Маринкой ушло. Она еще нас напутствовала вдогонку. Теперь я ей месяц на глаза не покажусь. Всюду пробки, а я все на часы смотрю. К шорнику мы успели в последний момент...

Юрек — это тот самый единственный чиновник высшего ранга, с которым я лично знакома, — вставила я быстро. — Порядочный человек, но непробивной. Я вам когда-то о нем говорила, если помните. Лошади — это его пунктик. Единственное, что может вывести его из себя. Ну а если Юрек выйдет из себя...

Роберт Гурский кивнул в знак подтверждения, что прекрасно помнит мои слова. И свои, конечно, помнит. Несмотря на минувшие годы.

Пан Теодор продолжал, печально подливая нам коньячку (он предусмотрительно взял с собой в кабинет целую бутылку):

— Ну, на Желязной все это мероприятие заняло какое-то время, а оттуда я прямо домой. Юрек меня и отвез. Я опять на часы то и дело смотрел, ведь меня пани Иоанна ждала. Семь уже было. Так что меня все видели. Постойте, я не понимаю, как он в квартире-то оказался? Ведь мы вместе с ним вышли. И чем это его так?

— Вашим кварцем, — буркнула я.

— Что?!

— Вашим розовым кварцем в форме лошади. Прямо в темечко.

У пана Теодора отнялся язык. Гурский воспользовался паузой, покопался в своих записях, что-то сопоставил, подсчитал и мрачно воззрился на меня:

— Когда вы вошли, он еще не остыл?

— Остыть-то остыл. Но не окоченел. Как пиво из холодильника, а не как рыба из морозилки. Я не щупаю покойников с утра до вечера, но живым он мне не показался. Иначе я просто вызвала бы «скорую».

— Даже зная, кто он такой?

— А какая разница. Для «скорой» все равны.

— Ну да... Но, как показывает температура тела... Во сколько вы появились?

— В шесть. Ровно в восемнадцать ноль-ноль. Минуту я простояла у дверей. Пока звонила, пока искала ключи...

— Плохо дело. Он умер примерно за час до того. Так что у пана Бучинского алиби нет. Если никто не видел, как они вместе выходили...

Вот зараза. Насколько я знаю жизнь, свидетелей, разумеется, не найдется. Значит, пан Теодор, этот ангел во плоти, будет главным подозреваемым. Я бы и сама его заподозрила, если бы не кварц в качестве орудия преступления. Хорошо еще, что пан Теодор поехал на такси.

Так привычка сослужила пану Теодору добрую службу. Если он куда-то торопился, то почти никогда не садился за руль собственной машины. Он из тех, кто то и дело впадает в рассеянность, умудряется заблудиться в трех соснах и прибыть в назначенное место с безобразным опозданием. От часа до пяти. У таксиста хоть часы под носом. Может пригодиться, хотя тут уже не часы важны — минуты...

— Мне необходимо знать, как обстояло дело с ключами от квартиры и какова цель вашего визита, — сказал Роберт Гурский со вздохом. — Насколько я понимаю, вы договорились заранее?

— Договорились, — подтвердила я, пихая пана Теодора под ребра, чтобы вывести из ступора. -— Хотели обсудить, на каких лошадок поставим в ближайшее воскресенье. Ведь уже конец сезона, и заездов осталось не так уж много. Мы бываем на скачках — господин Бучинский чаще, я реже, но руку держу на пульсе. Так что мы оба прекрасно знаем, сколь много нагадил в этой сфере покойный пан министр, чтоб ему из ада носа не высунуть, упокой, Господи, его душу. Надеюсь, уже никто не в состоянии его оживить.

— Ну хорошо. А ключи?

— Я приезжала к пану Теодору позавчера...

Стоп. И за каким, интересно, чертом меня сюда принесло?! Ведь правду Гурскому говорить нельзя, еще неизвестно, как он ей воспользуется... Ага, ясно!

— ...завезла программу заездов и договорилась о сегодняшней встрече. Он сказал, что может опоздать, и дал мне запасные ключи.

Тут в дверь кабинета постучал подчиненный Гурского. Не так давно сам Гурский был в тех же чинах. Боже, как все-таки время летит!

— Под телом лежало, — негромко произнес молодой полицейский, передавая Гурскому листок бумаги. — Отпечатки уже сняли. Здесь был кто-то еще. Полно окурков, от трех сортов сигарет. На некоторых следы помады. Точнее говоря, на трех. Многочисленные следы обуви у выхода на террасу, но все двери и окна закрыты.

Бумажку я опознала сразу. Страница из моей распечатки.

— Говорю же, я здесь была! — рассердилась я. — Мы с паном Бучинским курим разные сигареты...

Но откуда помада, холера ясная, ни я, ни он косметикой не пользуемся!

— А что, в квартире никто не убирает?

Симптомы контузии у пана Теодора развивались по нарастающей.

— Домработница приходит раз в неделю... Завтра будет...

— Окурки запакуйте — и на экспертизу, — велел Гурский.

— Тут соседка ужасно пристает, в свидетели набивается. Вроде у нее важная информация. Впустить?

Роберт Гурский скользнул по мне взглядом нарочито равнодушным, будто я неодушевленный предмет. У меня не было и тени сомнения, что свидетельница — та самая тетка, которая ворвалась в квартиру сразу за мной. Да-а, она сейчас наговорит... Ну и пусть.

Я беззаботно кивнула.

— Проводи в гостиную, — распорядился Гурский и вышел из кабинета вслед за подчиненным.

В комнате мы с паном Теодором остались одни. Мой листок заманчиво так лежал на письменном столе. Не иначе, в качестве приманки. Ну уж фигушки, пальцем до нее не дотронусь.

— Пан Теодор, да придите же в себя! — яростно прошипела я. — У нас мало времени! Что здесь произошло?

— Надо же, моим кварцем... — сокрушенно покачал головой пан Теодор.

— Проведут экспертизу, потом помоют вашу каменюку, и вы получите ее обратно! Я лично прослежу, возьмите же себя в руки!