Книга Чужой клад - Александра Девиль

— Да просто женский пол неспособен к войне! — хохотнул Остап Борисович, прерывая Настю. — Вашей сестре надо детей рожать, за домом следить, да еще наряжаться, да с подружками болтать о всякой всячине.

— Помолчали бы вы лучше, Остап Борисович, — поморщилась Настя. — Когда надо, так женщины и воевать умеют. Вспомните хотя бы княгиню Ольгу или Елизавету Английскую.

— Да и нынешние… Елизавета Петровна и Мария-Терезия неплохо подбирают себе полководцев, — заметил Томский, с улыбкой наблюдая, как горячо отстаивает Настя свое мнение.

— Уж прямо мир перевернулся, повсюду женский пол у власти, — хмыкнул Новохатько.

— Но, однако, благодаря миролюбивому женскому правлению мы с Иваном Леонтьевичем имеем возможность посвятить себя наукам и искусствам, — сказал Томский, переглянувшись с Шалыгиным.

— И куда же направлен путь ваших научных изысканий? — светским тоном осведомился Илья. — Наверное, в запорожские Палестины? Говорят, на землях Самарской и Кодацкой паланок больше всего курганов и каменных баб.

— Да, именно в тех местах был древний Геррос, где хоронили скифских царей, — кивнул Томский. — Об этом есть описания у Геродота.

— Курганы можно найти и на Слобожанщине, возле Донца, — заметил Шалыгин.

— Даже у нас в Криничках есть холм, который все называют Кривой могилой, — сказала Настя. — Только вряд ли это скифский курган, ведь скифы обитали южней.

— А где расположены ваши Кринички? — заинтересовался Денис.

— Между Полтавой и Будищей, на левом берегу Ворсклы.

— Так это… — Денис наморщил лоб, мысленно рисуя карту левобережной Украины. — Знаете, а ведь именно возле этих мест закончился поход царя Дария на Скифию. Измотанные персы отступили с берегов Ворсклы на юг, в свой лагерь возле Меотиды[12]. Вполне может быть, что, затягивая персидское войско вглубь степи, а потом изгоняя его, скифы на этом пути хоронили павших в бою вождей. Но больше всего царских могил в Крыму. Хорошо, что крымские ханы не изучают историю и не копаются в земле. Древние памятники ждут своего часа.

— Наверное, в этих могилах и золото можно найти? — спросил Остап Борисович, и глаза его азартно заблестели. — Да только кто ж его оттуда достанет? Там целая сотня нужна, чтобы такие глубины раскопать. А то, что неглубоко лежит, давно уже, небось, ограблено.

— Ценность древних могил состоит не в золоте… вернее, не только в золоте, — сказал Денис. — И копать мы пока не собираемся. Надо хотя бы осмотреться, разведать места. Это ведь работа не на один год.

— Дай Бог, чтоб эту работу не прервала какая-нибудь очередная война, — вздохнул Шалыгин.

— И когда же вы намерены ехать к запорожцам? — спросила Гликерия, передавая гостю новую чашку с чаем и тарелку с куском пирога.

— Я еще не решил, — уклончиво ответил Денис. — Жду прибытия Кирилла Григорьевича. С ним должны приехать два моих помощника.

— Скорей бы уж прибыл наш гетман, — заметил Илья. — Когда он здесь, все вокруг оживляется, в Глухове весело.

— Ваша правда, — поддержал его Новохатько. — Это прямо праздник, когда гетман с супругой приезжать изволят. А я так хорошо помню его первый приезд, как будто это было только вчера. Сколько тогда люду понаехало! А уж какие наряды, какие мундиры, я таких сроду не видывал! А подвод было штук двести и все с отличными лошадьми, по три рубля за каждую, не меньше.

Шалыгин, наклонившись к Томскому и понизив голос, сказал:

— А я еще помню, как Киевский архиерей разъезжал по Глухову, понапрасну добиваясь лицезреть сына достопочтенной вдовы Розумихи. Утром гетман еще почивал, а вечером уже поехал на прогулку.

— Представляю, как жителей Глухова веселила сия эпопея преосвященного, — в тон ему заметил Денис.

Настя невольно улыбнулась. А Новохатько, не обратив внимания на негромкие реплики, продолжал предаваться приятным воспоминаниям:

— А вот еще раньше, помню… в сорок втором году ездил я с обозами в Москву, к нашим депутатам… То есть вначале депутаты побывали в Петербурге, ходатайствовали перед императрицей по малороссийским делам. А депутатами были выбраны Апостол, Маркович и Горленко. К слову, Горленко — Михайле Криничному двоюродный дядька, так ведь, барышня?

Настя кивнула. События тринадцатилетней давности были памятны ей тем, что после поездки в Петербург и Москву родственник по просьбе Михаила и Татьяны Криничных привез для их дочери учителей по немецкому и французскому языкам. А еще Горленко договорился с московским почтмейстером, чтобы присылал в Полтаву парижские и амстердамские газеты. Такая просветительская роскошь недешево обошлась Криничным, но Настины родители, то ли почувствовав дух времени, то ли в силу своих природных наклонностей, верили в пользу и смысл хорошего образования.

— Так вот, — продолжал Остап Борисович, — в Петербурге наши депутаты были у генерала Ушакова, что заведовал тайной канцелярией, потом у канцлера князя Черкасского… он, говорят, из бывших казаков… потом у князя Куракина. Потом Алексей Григорьевич Разумовский их принял. А на шестой день были во дворце и имели аудиенцию у императрицы. Привет говорил пан полковник лубенский Апостол, а отвечал на привет тайный советник барон Миних. После этого депутаты были допущены к ручке императрицы. Потом их привечали, приглашали во дворец на оперы. Также ездили в Академию покупать книги. А в Академии ученый немец показывал им разные чудеса со стеклами зажигательными через мико… микроскопиум. Ну, еще, конечно, зверей всяких смотрели. А у Алексея Григорьевича выпивали по десять бокалов венгерского…

— Все это хорошо, — прервал его Денис, — но какова была ваша роль в тех достопамятных событиях?

Новохатько с явной неприязнью покосился на Томского и с оттенком раздражения ответил:

— Но я же сказал, что приезжал с обозами в Москву.

— А события в Петербурге вам знакомы только с чужих слов? — чуть насмешливо осведомился Денис.

— Ну, да… — Новохатько поморгал, пытаясь понять, нет ли подвоха в вопросе. — Горленко и Маркович рассказывали старшим казакам, а я тоже слушал. Зато в Москве я самолично присутствовал и знаю обо всем не понаслышке. Мы привозили депутатам горилку двойную, анисовую, вишневку, тютюн, сало, свечи восковые и сальные, сыры, прянички… А еще пригоняли волов и овец.

Насте почему-то стало неловко от столь подробного перечисления провианта, и она прервала Остапа Борисовича вопросом:

— А в опере вам довелось побывать?

— Да, имел удовольствие, — с важностью ответил Новохатько. — И не только в опере. Я вместе со всей казацкой старшиной присутствовал и на коронации. Еще мы ездили в немецкую слободу во дворец к Алексею Григорьевичу. Уж наши депутаты тогда вдоволь напились венгерского…

— Ну а в опере какое давали представление? — спросил Шалыгин.