Книга Джокер старого сыскаря - Юрий Шурупов

Сухо ответив на приветствие, Кузнецов взял в руки предъявленные удостоверения и внимательно изучил их. Возвращая документы, так же сухо осведомился:

– Чем обязан, господа?

– Пройти разрешите?

– Проходите, присаживайтесь. Может быть, кофе?

– Не откажемся. – Жаров потёр от предвкушаемого удовольствия руки. – Так ведь, товарищ майор? Морозно сегодня, погреться не помешает.

Павел Николаевич, недоумевая по поводу причины столь неожиданного и совсем нежелательного визита, достал ещё две чашки и заправил их порошком. Растворившийся в кипятке суррогат наполнил небольшое помещение мастерской неким подобием кофейного аромата.

– Если хотите, вот сахар, печенье.

Павел Николаевич, продолжая стоять, без аппетита отхлебнул несколько глотков и поставил чашку на стол. Майор пить кофе не захотел. Он удобно устроился в предложенном художником кресле и взял лежащий на столе иллюстрированный журнал. Жаров, наоборот, прищурив от удовольствия глаза, запивал брошенную в рот печенюшку и, казалось, забыл о цели своего посещения реставрационной мастерской.

– Так чем я обязан столь высокому визиту? – повторил вопрос Кузнецов.

Допив кофе, Жаров поблагодарил художника за угощение и приступил к делу.

– Видите ли, Павел Николаевич, нам нужна ваша помощь… Кстати, Глеб вернулся домой?

– С ним что-то случилось? – испуганно спросил Кузнецов. – Я сегодня рано уехал на работу. Его ещё не было. Правда, вчера он звонил, сказал, что заночует у друга после репетиции. Почему вы спрашиваете о Глебе?

– Не волнуйтесь, Глеб к нашему разговору никакого отношения не имеет. Спросил просто так, к слову. Я ведь, как и ваш сын, неравнодушен к рок-музыке. Но сейчас меня интересует другое: какие заказы вы выполняли в последние полгода?

– Можете посмотреть, – немного успокоившись, Кузнецов подал следователю книгу регистрации заказов.

Книга велась аккуратно, все необходимые графы были тщательно заполнены.

– Удивительно! – читая записи, хмыкнул Жаров. – Художники в моём понимании – народ бесшабашный и неорганизованный, а у вас полный порядок. Удивительно… Та-ак, пять икон… Спас Нерукотворный, Владимирская, Нечаянная Радость… Так-так… Сколы, трещины, отслоение краски… Предположительно первая половина девятнадцатого века… Фридман Мария Александровна… Адрес… Заказ принял Анатолий Панин… Так, это у нас июль… Что дальше? Посмотрим…

– Дальше ничего серьёзного, – уже уверенно проговорил Кузнецов. – Несколько обновлений печатных репродукций. И вот последний заказ – старинная копия «Чёрного квадрата» Казимира Малевича.

При этих словах художника Жаров с Кротовым насторожились.

– Как вы сказали, Павел Николаевич? – уточнил капитан.

– Последним интересным заказом была копия «Чёрного квадрата» Малевича.

Жаров почувствовал, как на лбу у него выступила испарина. Достав носовой платок, он смахнул неприятную влажность и внимательно прочёл регистрационную запись «Чёрного квадрата».

– Когда будет выполнен этот заказ?

– Клиент уже забрал картину, – невозмутимо ответил Кузнецов. – Минут двадцать назад. Он же расписался в книге за полученный заказ. Последняя графа… Видите?

– Павел Николаевич, а вы можете составить его словесный портрет? – Жаров из последних сил старался не выдать разочарования и чувства беспомощности, охвативших его после такой неудачи.

– Если хотите, я могу вам его нарисовать и даже в цвете, – оживился Кузнецов, полностью оправившись от скованности и неприязни к непрошеным посетителям.

– Вы оказали бы нам неоценимую помощь, Павел Николаевич. Есть подозрение, что ваш клиент не богатый наследник, а профессиональный грабитель, если не сказать больше… Можно ещё кофейку?

– Пейте на здоровье. А я вам сейчас изображу господина Глорина, пока он стоит у меня перед глазами как живой.

Вдохновлённый столь неожиданным поворотом дела, Павел Николаевич, тихонько мурлыча какую-то мелодию, наколол на мольберт лист бумаги и стал быстро набрасывать первые штрихи. Он смолоду любил и умел рисовать. Неслучайно в хипповской среде его прозвали Кузя Маляр. Особенно ему удавались люди и лирические сюжеты с их присутствием. В своё время несколько картин купила областная галерея, остальные были подарены друзьям и хорошим знакомым. С открытием реставрационной мастерской Кузнецов практически перестал заниматься творчеством. Успокаивал себя тем, что у него хронический цейтнот и недостаточный уровень теоретической подготовки. Обладая всего лишь природными способностями, он не выносил снисходительного отношения к себе коллег с художественным образованием, но зачастую совершенно бездарных. Сегодня же Павел Николаевич взялся за работу с таким вдохновением, какое давно не посещало его. Он вдруг осознал полезность своего таланта художника-портретиста и старался выложиться полностью.

Жаров тем временем не спеша пил кофе и в который раз перелистывал книгу регистрации заказов. Снова дойдя до летних икон, он задумался. «Июль… Июль… Так ведь как раз в июле и были похищены иконы из Богородичной церкви. Точно! Саня, у тебя же клюёт! – Заядлый рыбак, капитан под впечатлением осенившей его мысли явственно представил себе робко оживающий на водной глади поплавок. – Только бы заглотила. Только бы не сорвалась». Сам не заметив, последние слова он проговорил вслух, немного удивив своей озабоченностью работающего художника. Павел Николаевич молча взглянул на Жарова и улыбнулся, по себе зная, что такое увлечённость. Майор Кротов лишь с усмешкой покачал головой, не отрывая взгляд от заинтересовавшего его журнала.

Неприметно висевшие на стене между окон стародавние часы с двумя гирьками на серебристых цепочках мелодично пробили четыре раза. Этот симпатичный хронометр преподнесла Павлу Николаевичу одна старушка в качестве расчёта за восстановленную ширпотребовскую репродукцию картины Левитана «Март». Довольный Кузнецов хотел было порадовать этим приобретением жену, но та категорически воспротивилась присутствию в квартире звукового механизма. Вера вообразила, что часы с боем в доме – верх мещанства, с которым она бескомпромиссно боролась в рядах истинных хиппарей. Поразмыслив, Павел Николаевич согласился с доводами жены и пристроил подарок в мастерской. Он почти всегда уступал Вере во избежание даже мимолётных конфликтов, потому что безумно её любил и бесконечно был ей благодарен за то, что она стойко терпела его хроническую неспособность обеспечить семью хотя бы средним достатком. Любил за доброту, щедрость, бескорыстие, абсолютное отсутствие тщеславия и завистливости, удивительную женскую чуткость и неустанную заботу о «моих мужиках», как она тоже любя называла в кругу друзей мужа и сына.

– Принимайте работу, господин следователь, – громко объявил Павел Николаевич, вытирая руки о пёструю тряпку.

Отойдя от мольберта на несколько шагов, Кузнецов ещё раз критически оценил результат своего труда. Вставший рядом Жаров молчал, счастливо улыбаясь. Такое подспорье в предстоящем ему розыске подозреваемого он даже не предполагал получить.