Книга Игра без правил - Василий Веденеев

— Или отвезете на ипподром? — усмехнулся Михаил Павлович.

— А что, он тоже под нашей рукой, — ничуть не смутился Куров. — Глупо упускать букмекерство. Но не в этом суть. Суть в том, что давно назрела необходимость создания более широкой инфраструктуры развлечений и удовольствий для состоятельных людей. И ты со своими компаньонами способен в этом помочь, поскольку уже занимаешься таким делом, помогая переводить накопления в алмазно-твердую валюту. Раньше было проще, определенная категория руководителей позволяла себе даже запустить лапу в Алмазный фонд, не говоря уже о казне. Теперь сложнее, и надо кооперироваться. Я не требую ответа сразу, подумай. Но лучше, если прямо сейчас ударим по рукам.

Котенев не ответил, задумчиво вертя между пальцами тонкую ножку коньячной рюмки. Наконец он поднял на Курова глаза:

— А если я все же заявлю о нашем разговоре?

— Не поверят, — спокойно ответил Сергей Владимирович. — К тому же у нас и там свои люди, которые примут меры. Я пошел на риск, решив встретиться с тобой сам и говорить с открытым забралом, поскольку верю, что глава фирмы и глава ее дочернего предприятия обязаны иметь взаимопонимание и сердечную привязанность, доверие друг к другу. А ты недоверчив, ох недоверчив. Зачем разговор пишешь?

— Что? — сделал непонимающее лицо Михаил Павлович.

— Отдай диктофончик, — протянул к нему через стол руку Куров. — Давай, давай, у моих ребят японская техника, она не ошибается. Не заставляй тебя обыскивать.

Стиснув зубы, Котенев полез в карман и вынул диктофон. Сергей Владимирович вынул из него кассету, положил на стол, а диктофон вернул:

— Забери, денег стоит. Когда будешь со своими компаньонами общаться, не называй, пожалуйста, никаких имен.

— Как говорить, когда сам всего не знаешь, — пряча пустой диктофон, буркнул Котенев. — И потом, обещали дать время подумать, а теперь что же, на попятную?

— Почему, думать можно, только не слишком долго, а условия сейчас обсудим, определим, так сказать, правила игры…

Мерно гудел кондиционер, тюкала на машинке в приемной секретарша, терзая технику неумелыми пальцами, выскакивали на табло настольных электронных часов зелененькие циферки, напоминая о быстротечности бытия, пульсировала электронная лампочка-точка. Михаил Павлович снимал трубку трезвонившего телефона, участвовал в обсуждениях проекта плана, пил поданный секретаршей кофе, машинально отвечал на приветствия, возвращаясь с обеда в свой кабинет, а мысленно он был все еще там, на квартире, превращенной в игорный дом для состоятельных людей, не в силах полностью вернуться из вчерашнего вечера в день сегодняшний.

Проклятый Куров! Как он вчера сразу расслабился, поняв, что уже намертво зажал противника, загнал того в угол и может нанести решающий удар, но не сделал этого, продемонстрировав свою силу и лояльность к будущему вассалу. И еще пошутил в ответ на вопрос Котенева: не боится ли Сергей Владимирович доверять коммерческие тайны ушам стен катрана, встречаясь здесь для серьезных переговоров о разделе сфер влияния? Куров только похлопал Михаила Павловича по плечу:

— Нисколько. Хозяин не знает, кто гостит в его доме, и даже не знает, кому платит дань. А я сегодня заплачу ему, как за обычный вечерок, но деньги ко мне же и вернутся. Кстати, для своих компаньонов придумайте какую-нибудь легенду или сказку. Поверьте, я очень не люблю, чтобы мое имя трепали чужие языки, и всегда об этом узнаю. Лучше, если они ничего не будут знать обо мне. — И после этих слов многозначительно поглядел в глаза Котеневу, которому этот взгляд показался взглядом василиска.

Вновь вспомнив о вчерашнем унижении и поражении, Михаил Павлович в сердцах пристукнул кулаком по полированной столешнице: Куров — дитя и полный продукт эпохи безграничного начальственного права, единолично решающий, что указать, когда поощрить, а когда запугивать до икоты, пряча смертельные угрозы за сладкой улыбочкой внешне благопристойного и воспитанного человека, не привыкшего повышать голос. Его, видите ли, обязаны слушать, внимать ему, как пророку, а он, с тупой жестокостью, порожденной десятилетиями атмосферы полного бесправия подчиненных, восторженного чинопочитания и животного страха, будет млеть от административного восторга и диктовать, привычно попирая ногой всех и вся. Однако, как оказалось, Куровы и компания успешно переносят привычные им методы и в сферу теневой экономики, действуя совершенно беспардонно и чувствуя свои руки полностью развязанными, — кто их остановит, кроме еще более сильного и жестокого?

Им уже мало официальных постов, наград и руководящих кресел, они хотят иметь то же самое и в ином теневом мире, полагая себя чем-то вроде принцев крови бюрократической системы, пользующихся абсолютной вседозволенностью. Захотят — сомнут, захотят — оставят жить и дышать. А ты должен ползать в пыли у их ног и радоваться, собирая крошки, просыпавшиеся с барского стола.

Но что сейчас толку махать кулаками? Документы, благосклонно подаренные Куровым, Михаил Павлович сжег, предварительно перечитав их, заперевшись дома в ванной. Сергей Владимирович не блефовал, не зря запугивал — он знал практически все, и Котенев понял, что противник выбросил на стол не последние козыри. Нечто более серьезное и страшное припрятано в рукаве, как у профессионального карточного шулера, объегоривающего простаков, вздумавших оседлать удачу и враз разбогатеть. Мысль о том, что все блеф, что Куров хочет просто взнуздать его и тихо-тихо сосать бабки, растаяла, стушевалась и ушла, уступив место липкому страху и отчаянию обреченного.

С другой стороны — надо бы проверить, насколько силен Сергей Владимирович. Не может же его власть быть действительно безграничной, несмотря на то что она и распространена в двух сферах: официальной и теневой. Но власть везде власть, и одно ее проявление подкрепляет другое, помогая держать в повиновении непокорных, вершить суд и расправу, казнить и миловать либо официальным путем, либо другим, тщательно скрываемым от официального мира. Оборотень!

«Перестань, — покусывая ноготь большого пальца, остановил себя Михаил Павлович. — Чего городишь? Сам такой, но завидуешь сейчас ему, поскольку он тебя насадил на булавку, как таракана запечного, а не ты его. А вот если бы наоборот, то, наверное, ты сейчас радостно потирал бы руки, вспоминая разговор».

Вчера дома, сидя на краю ванны и выкуривая одну сигарету за другой, Котенев с горьким сожалением думал, какой на самом деле призрачной и эфемерной оказалась его независимость — чужие и сильные ворвались в устоявшийся мирок его бизнеса, ломают все, крушат надежды, заставляют подчиниться, выкручивая руки в прямом и переносном смысле. Вот и получается, что большая рыба всегда заглатывает меньшую…

Выбрался он из ванной поздно, дождавшись, пока Лида ляжет и погасит свет. Прокрался на кухню, открыл форточку, чтобы выветрился запах сожженных бумаг, потом прошел в спальню и тихо нырнул под одеяло — благо они с женой давно спали в разных постелях.

Однако надежда на старую пословицу — утро вечера мудренее — не оправдалась, и сейчас сидит Михаил Павлович в своем кабинете за столом и думает, подперев рукой отяжелевшую от невеселых мыслей голову.