Книга Вавилон. Месопотамия и рождение цивилизации. MV-DCC до н. э. - Пол Кривачек

Некоторые сочетания символов предназначались для того, чтобы отличать разные значения одного символа. Так, сочетание плуга с символом «человек» обозначало пахаря, а с символом «лес» – само орудие труда, сделанное из дерева. Именам богов предшествовал символ бога – звезда. Такие символы известны как детерминативы, их будут широко использовать при развитии письменности позднее.

Здесь трудился типичный homo ludens, ведь есть что-то игривое в том, как были изобретены многие символы. Например, некоторые их сочетания, включающие такие, как «голова» и «ярость», оказываются особенно забавны: пиктограмма представляла собой голову с большой копной волос, стоящих дыбом. Концепт «женщина» предпочитали изображать в виде треугольника лобка; а символ «мужчина» представлял собой извергающий семя пенис.

Однако воспроизведение с помощью заостренного инструмента требует некоторых графических способностей, и не каждый писец мог быть квалифицированным рисовальщиком. Со временем знаки становились все менее похожими на картинки и больше походили на стилизованные символы. В результате они потеряли всю узнаваемую связь с изображаемыми объектами. Вместо того чтобы рисовать острием, в глину вдавливали стило с треугольным или квадратным сечением, создавая клиновидные значки, от которых и произошло название клинопись. И в этом процессе символы утратили свою беззаботность, которой изначально, возможно, обладали.

Однако следующий, поистине революционный, этап более чем компенсировал эту потерю. И наверняка сначала это произошло в шутку.

Какими бы полезными ни были такие изображения, они представляли собой всего лишь способ записи каких-то вещей, предметов и объектов, а не письменность. Запись «Две – овцы – храм – бог – Инанна» ничего не говорит нам о том, доставили ли овец в храм или получили от него; были ли это туши, живые животные или что-то еще. Тем не менее для административных целей этого оказывалось достаточно. В Древнем Междуречье существовало общество с устными традициями, в котором высоко ценилась память. Все, что было нужно, – лишь простое напоминание, что-нибудь такое же нейтральное, как символ пальца, указывающего налево, который можно прочитать как go left (англ.), a gauche (фр.), links gehen (нем.), a sinistra (ит.), «налево» или (араб.). Чтобы быть более точным, требовался реальный язык, но на протяжении длительного времени идея отображения такой речи в форме знаков на глине никому не приходила в голову.

Наиболее вероятно, что идея, ставшая настоящим скачком (или, по крайней мере, идея, его вдохновившая), который продвинул письмо от записи каких-то вещей до фиксации звуков речи, изначально появилась как забава. Шумерский язык, в котором полно омофонов, а разные слова произносятся одинаково (или почти), вероятно, был площадкой для игр остряков, достойных награды. Тот факт, что среди сотен других примеров слова «стрела» и «жизнь» звучали одинаково – ti, или то, что слова «тростник» и «восстановление» произносились как gi, видим, давал большую возможность для словесного шутовства. Легко представить себе, как кто-нибудь среди шумерских храмовых чиновников применяет то же самое чувство юмора к символам, написанным на глиняной табличке, и извлекает из этой записи каламбурный и комический смысл – быть может, древний аналог короткой телевизионной комедии 1970-х гг., в которой покупатель в скобяной лавке читает из своего списка необходимых покупок fork handles («ручки вилок»), но продавец слышит four candles («четыре свечи»).

Шутка или нет, но закавыка оказывалась в способе записи понятий: их или вообще невозможно было нарисовать (например, «жизнь»), или для них еще не придумали символов. Так, шумерский барабан tigi изображали в виде стрелы ti плюс тростник gi, в результате мы понятия не имеем, как выглядел этот музыкальный инструмент.

Итак, полезность написания символов, которые обозначали не предметы, а слова и изображали звуки, должна была быстро обрести признание. Но по-видимому, потребовалось несколько веков для того, чтобы новый метод стал использоваться регулярно. Тем не менее принцип «не предметы, а звуки» все же закрепился, хотя фонограммы (символы звуков) так полностью и не вытеснили логограммы (символы предметов) в письменных текстах в течение всего периода использования клинописи.

Фонограммы доказали свою истинную пользу не только для обозначения слов, которые нельзя было изобразить картинкой, вроде «жизнь» или «барабан tigi», а что более важно – тех частей речи, которые необходимы, но не имеют самостоятельного значения: «к», «с», «у», например, а также того, что филологи называют связанными морфемами, – приставок, суффиксов и частиц. Каждый язык использует последние для формирования предложений, различия единственного и множественного числа, настоящего и прошлого времени, активной и пассивной формы, а также для расширения значения, как при добавлении ness (суффикс, образующий имя существительное от прилагательного. – Пер.) к happy («счастливый»), чтобы получить happiness («счастье»). Так как шумерский, по-видимому, был языком в основном односложных слов, всегда существовала возможность найти среди них такое, для которого имелся символ. Кроме того, это слово должно было походить на звучание частицы, чтобы та представляла его в письменном виде.

Так, со временем развилась эффективная и изящная система письма, способная максимально выражать слова шумерского языка. Однако эту систему было очень сложно освоить. Писцам требовалось много лет учения и тренировок, чтобы овладеть в полной мере всеми ее возможностями, а еще больше – чтобы творчески их применять. Как будто трудности любовно лелеяли. В то время как другие народы – эламиты, персы и жители Угарита – упрощали символы и сокращали их число, создав в конечном итоге короткий алфавит, в котором каждая буква представляла всего один звук, жители Месопотамии продолжали сохранять все это множество вычурных клинописных сложностей на протяжении всех трех тысячелетий существования их цивилизации. Вероятно, алфавиты им казались очень скудной и убогой формой письменности. Богатство значков, их неточность и многозначность создавали невероятный эффект от написанного клинописью текста, очень похожий на воздействие изящной каллиграфии на литературу Дальнего Востока.

Клинопись использовалась, разумеется, не только в высоких литературных целях. Ею также были сделаны самые первые записи о людях и событиях того времени, и с тех пор все, что случалось в мире, постоянно фиксировалось. Хотя это достижение археологи оценили только 5 тысяч лет спустя, оно реально воздействовало на свой мир, который радикально преобразился.

Эта ситуация мистическим образом перекликается с нашим временем. Подобно тому, как политико-технологическую революцию в Уруке можно сравнить с нашей недавней индустриальной революцией, превращение простой техники счета в эффективное средство коммуникации является прототипом постмодернистской эры. Скромное административное устройство – электромеханический табулятор перфорированных карточек, сконструированный горным инженером Германом Холлеритом для переписи населения США в 1890 г., – положило начало процессу, который постепенно привел к совершенно новому миру – информационному веку. В конце 4-го тысячелетия до н. э. простая техника счета с использованием глиняных меток была преобразована в городе Гильгамеша в замысловатую, универсальную и гибкую систему письма – достижение, с которого началась настоящая история.