Книга Атлантида. История исчезнувшей цивилизации - Льюис Спенс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Наиболее надежный метод изучения древней жизни в Атлантиде – исследование тех рас древнего каменного века, которые в разное время мигрировали из Атлантиды в Европу. В последней главе мы рассмотрели эти народы в их европейском аспекте, и теперь следует предпринять некоторую попытку реконструкции условий их жизни непосредственно на Атлантиде.
Мы полагаем, что ориньякцы «появились внезапно и неизвестно откуда», как говорит Макалистер, и что, вступив на земли Франции и Испании, они уже обладали относительно высокой каменной культурой и развитым искусством. Поэтому мы исходим из предположения, что эта раса веками проживала на континенте Атлантида. Весьма вероятно, что она там и зародилась, хотя на этот вопрос, как и на многие другие, связанные с ним, нельзя ответить с уверенностью из-за невозможности проведения на дне Атлантики необходимой археологической экспертизы, практикуемой в других местах. О появлении и развитии ориньякской расы мы не можем сказать ничего. Мы вынуждены выстраивать параллели между условиями существования этих людей в Атлантиде и в тех регионах, куда они эмигрировали.
Если мы так поступим, то должны будем представить Атлантиду в отдаленную эпоху 26 000 лет назад как обширную замкнутую область не слишком плотно, но и не слишком редко населенную. Если допустить, что это область по размеру была несколько меньше, чем Австралия, или, иначе говоря, имела площадь в 2 650 000 квадратных миль, то мы обладаем данными, позволяющими приблизительно определить ее население. Доказано, что населению, выживание которого зависит от охоты, требуется по 40 квадратных миль на каждое семейство. Примитивная семья по различным причинам в среднем едва ли насчитывает больше шести человек, и исходя из этого мы при грубом подсчете получаем приблизительно 350-тысячное население Атлантиды во времена ориньякской цивилизации. Но такая оценка не учитывает того, что ориньякцы были, по существу, людьми, достигшими довольно высокого уровня социальной жизни. Их искусство предполагает ассоциацию людей не столько в маленьких племенных группах семейств, существующих благодаря охоте, сколько в довольно больших деревенских общинах. У них были храмы-пещеры, торговля, правители и социальные слои.
Осборн говорит: «Не приходится сомневаться в том, что такое разнообразие характеров, талантов и способностей, какое мы видим сегодня, также существовало и тогда и что эти люди имели тенденцию дифференцировать общество на вождей, жрецов и медиков, охотников на крупных животных и рыбаков, законодателей кремневой моды и модельеров одежды из кож, портных и сапожников, ювелиров и граверов, скульпторов по дереву, слоновой кости и камню, а также художников по настенным росписям. В творчестве эти люди воодушевлялись неодолимым чувством истины, и мы не можем отрицать их удивительного понимания красоты». Такие люди не могли жить мелкими племенами, затерянными в лесу или в горах, а должно быть, соединялись в общины довольно значительного размера. Жизнь, судя по всему, была налажена и давала свободу для творчества, любовь к которому у них была столь явной.
Очевидно также, что, как и в других местах, природа их религий благоприятно влияла на общественный и жизненный уклады. Места, особенно священные для них, были своего рода средоточиями социальной жизни. Так, пещерный храм был фактически центром жизни этого сообщества.
Доктор Хайнрих Венкель, рассуждая о ориньякской пещере Бичискала, в Моравии, описал ее как «большую пещеру, где когда-то жил «человек северного оленя», своды которой были свидетелями заупокойных ритуалов, где на похоронах вождя приносились человеческие жертвы… Все это хорошо отражает чувства, которые эти древние пещеры возбуждают даже в тех, кто живет в скептической атмосфере современной науки». Позже доктор Маретт в своем эссе о пещере Нио, не смущаясь, называет ее «святилищем», он и в действительности считает ее таковой. Прекрасны картины в дальних концах этих больших и запутанных пещер; две роскошные статуэтки бизонов в самых отдаленных уголках пещеры Тюк-д'Одубер. Все это наводит на размышления о жилищах звероподобных существ.
Об одежде и украшениях древних атлантов мы можем говорить с некоторой долей уверенности, опираясь на находки в могилах их потомков в Европе. Конечно, у нас нет никаких остатков кож, в которых они, несомненно, были одеты. Но, поскольку мы знаем, что они разводили лошадей и коров и охотились на северного оленя, волка и лису, не может быть никакого сомнения в том, что они использовали кожи этих животных для своих одежд. Микроскопическая экспертиза вещества вокруг останков этих людей и вправду показала следы шерсти животных, и это позволяет предположить, что умершие оборачивались в шкуры. Что касается их украшений, то о них мы информированы значительно лучше. Это были панцири и нагрудники из маленьких морских ракушек (Nassa neritea), ободки на голову из них же, ожерелья из просверленных зубов оленя и рыбьих позвонков, покрытые орнаментом яйца, вырезанные из костей или рогов северного оленя. В Барма-Гранде был найден скелет мальчика в причудливой короне из рыбьих позвонков и в воротнике из ракушек Nassa, разделенных на группы зубами оленя. Эти «панцири», короны и воротники столь часто встречались в могилах ориньякцев, что могут считаться типичными украшениями этой расы…
Ориньякцы пользовались инструментами отточенной формы и совсем не похожими на те, что применяет более древнее европейское население, вытесненное ими. И мы, вероятно, должны предположить, что эти колонисты с Атлантиды использовали оружие и инструменты, изобретенные ими ранее, в каком-то другом месте. Наиболее интересными из них были кремневый нож, один край которого был сильно обрублен, а противоположный оставался несрезанным, отчего это орудие было прямым и острым; скребок для обработки кож и гравировальный инструмент с краем, заточенным под прямым углом к плоскости лезвия, – для обработки кости, рога и слоновьего бивня, иногда снабженный заостренным кончиком – должно быть, примитивным долотом, с помощью которого ориньякский мастер завершал чистовую отделку своих изделий. Примечательно, что ориньякский человек использовал кость, тогда как его предшественники работали по камню или древесине. Он был действительно мастером по кости par excellence, и этот факт подтверждает наше предположение, что Атлантида, очевидно, была богата мамонтовыми бивнями. Слоновая кость, по словам Платона, была одним из основных материалов, из которых был построен большой храм Посейдона, и он также отмечает, что слоны в изобилии водились на острове-континенте.
В арсенале ориньякских умельцев имелись маленькие гравировальные резцы, и некоторые из них были сделаны очень искусно. Тут же впервые в европейской археологии мы находили костяные иглы с ушком. Они конечно же применялись для сшивания шкур. Раса, которая использовала резец и иглу, была, несомненно, на пути к цивилизации.
Более поздняя солутреанская стадия культуры, которая последовала за второй волной иммигрантов с медленно разрушающейся Атлантиды, несколько отличается в своих проявлениях от чисто ориньякской культуры, но она, несомненно, произошла из той же самой области. Она появляется в Испании и во Франции приблизительно шестнадцать тысяч лет назад и по уровню явно превосходит ориньякскую. Это позволяет предположить, что за прошедшие тысячелетия на Атлантиде произошел значительный культурный прогресс. Кремни теперь изготовлялись большим числом, кажется даже, что атланты достигли стадии массового производства культурных артефактов – состояния, которое подразумевает не только большой социальный прогресс, но и свидетельствует о становлении системы разделения труда на Атлантиде. Огромные залежи лошадиных костей, найденные на одной из солутреанских археологических площадок, ясно показывают, что эти люди ели мясо лошади. Поскольку люди, как правило, не начинают внезапно есть пищу, к которой прежде не были приучены, мы вполне можем предполагать, что дикие лошади населяли Атлантиду в больших количествах, живя в ее прериях или тундрах в больших стадах.