Книга Ордынская броня Александра Невского - Дмитрий Абрамов

Вскоре восточные ворота града открылись, опустился мост надо рвом, и в сторону леса из ворот повалили верховые и пешие латиняне. С воями рядом бежали женщины и дети, что волокли или несли какой-то скарб, тянули на поводке коров, быков и лошадей. На опушке леса со стороны восточных ворот строились конные рыцари и пешие кнехты, готовые в любой момент прикрыть бегство своих людей из города. Там же — на мосту и у рва явно царила паника, слышны были крики. Кто-то, спасаясь от нараставшего жара, кидался в ров, и тому скидывали вниз веревки с противоположной стороны, кого-то в дымившейся уже сряде поливали водой из ведра, кто-то срывал с себя раскалившиеся от жара железные доспехи и шелом, бросал оружие и катался по земле.

Князь Ярослав велел русским полкам не трогаться с места и не преследовать бежавших из города. Погода стояла сухая и тихая. Небо еще было ясным, но тускнело, так как наступали вечерние сумерки. В этих сумерках горевший замок превращался в пылавший факел, отбрасывавший зловещие блики и разливавший зарево по всей округе. Жар становился нестерпимым даже на расстоянии двадцати саженей от крепостного рва. Головни размером с бревно выстреливало из пламени и переносило через ров, как огненные заряды. По приказу князя Ярослава русские полки относили своих раненых и убитых к опушке леса, сдвигали туда же метательные машины и передвижные щиты. Подъехав к линии стрелков, князь увидел десятки убитых и раненых людей. Двое эстов в последних проблесках дневного света и отблесках горевшего града склонились над своим сородичем и бережно пытались поднять его на воз. Тот стонал и верно просил их не трогать его. Подъехав ближе, Ярослав увидел, что из груди раненого белокурого и рослого эста торчит большая железная стрела, пущенная из самострела со стен. Эст видимо уходил и о чем-то просил своих ближних мертвевшими, с трудом шевелившимися губами.

* * *

Озаряемый зловещими всполохами горевшего ливонского городка, русский стан той ночью почти не затихал. В вечерних сумерках потемнело небо, стал накрапывать, а потом пошел дождь. Стонали и кричали раненые, кому-то, как могли, оказывали помощь товарищи. Кто-то посыпал пеплом рану, кто-то прикладывал снадобье и перевязывал ее, кто-то поил раненого друга крепкой медовухой. Были среди раненых и полоненные латиняне, кому тоже давали испить глоток-другой хмельного. Грелись и дремали, укрывшись попонами и полстями, у затухающих под дождем костров вои. Бражничали и пели свои песни эсты, грозившие кулаками и плевавшие в сторону замка. Через каждые два часа менялась многочисленная комонная и пешая сторожа, охранявшая в дозоре стан со всех сторон на полет стрелы. Затяжной, монотонный дождь обильно изливался на Ливонскую землю.

Серым и влажным осенним утром князья Ярослав и Владимир объезжали бодрствующее войско и вели разговоры с кметями. С их слов было видно, что орденские немцы и ливь хорошо знали ратное дело. Во вчерашнем соступе против русичей и эстов на брани стояла латинская рать числом до пятисот воев. Оружие латинян было почти таким же, как и у русичей, оприч самострелов, которые били со стен железными стрелами-болтами. Но доспехи у латинян явно были хуже. Далеко не каждый рыцарь, оруженосец или кнехт имел кольчугу или горшкообразный железный шелом. У многих вместо шелома был кольчужный капюшон. Немецких воев в панцирях из чешуи или пластин, как говорили на Руси в «доспехе», вообще не было видно. Правда, у многих в немецкой коннице были небольшие железные щиты треугольной формы, что, наверное, были прочнее русских. В соступе побили немцев и ливов до полутора ста. Потери в русских полках были такими же. Но за счет раненых и убитых эстов число это было почти вдвое большим. Сколь же латинян побили на стенах или сколь погорело в городке, можно было только догадываться. Ливонский городок все еще чадил едким дымом пожарища и чернел на фоне зеленого поля и леса пепелищем, обгорелыми с напольной стороны пряслами куртин, остовами почернелых веж и стен домов. Там царили зловещая тишина и пустота, и даже птицы не летали над ним. И все же град сгорел не весь.

Сторожа доносила, что рядом в лесу собирается рать латинян и готовится к брани. Князь велел удвоить сторожу и готовиться к отражению напуска, но самим соступ не начинать и к лесу полки не подвигать.

Когда совсем рассвело, и сквозь туманную пелену осеннего утра и дым догоравшего града стало пробиваться солнце, князю Ярославу дали знать, что в русский стан прибыло большое посольство от эстов с острова Эзель. Слегка подкрепившись крепким медом, холодной дичиной, хлебом с яйцами и салом, Ярослав вышел из шатра и принял послов в окружении бояр и старшей дружины. У него было хорошее настроение, из-за того, что во вчерашнем соступе русичи и эсты одержали победу, а замок был пожжен. Князь в тяжелом чешуйчатом панцире, в красном корзне, свисавшем с правого плеча, и в шапке с алым верхом держал ошую длань на рукояти тяжелого меча. В окружении одетых в сверкавшие доспехи бояр и старшей дружины он выглядел грозно, но располагающе. Голубые его глаза высвечивали лазоревым светом и выражали снисходительность. Солнце сквозь дымку ласково сверкало на небе и играло серебром и золотом на доспехах и шеломах русичей.

Около двух десятков эстов были подведены к княжескому шатру под охраной комонных переславских кметей. Эсты принесли дары — пушной товар и несколько бочонков меда.

Все посольство сняло шапки и поклонилось князю и его окружению. От имени посольства говорил одетый лучше других рослый и седовласый эст. Толмач из эстов переводил на русский. Эзельцы просили князя направить войско против ревельских датчан, что построили свои грады на морском побережье Чудской земли и постоянно нападали и грабили острова Сааремаа (Эзель) и Хийумаа. После победы над датчанами эсты обещали помощь и ладьи с воями для вторжения в Ливонию. Между тем, по их словам, в главном латинском граде Риге было большое количество рыцарей и других воев, готовых дать отпор князю Ярославу в настоящее время. После расспросов о силе и численности орденских и датских латинян князь Ярослав отпустил посольство. Затем был собран военный совет, где решено было идти на северо-запад.

Весь следующий день русичи простояли у сгоревшего замка и готовились к продолжению похода. Было видно и слышно, как немцы и ливь валили окрестный лес. В полдень они уже смело стали выдвигаться на пепелище и, видимо, готовились принять бой, так как начали укреплять куртину града новыми бревнами, недавно срубленными и привезенными из леса. Но на следующий день рано утром русское войско свернуло стан и двинулось в землю эстов Саккалу западной дорогой.

* * *

Холодным утром долго курится туман вдоль просек и лесных дорог Чудской земли. Этими дорогами третий день шли русские полки на северо-запад Ливонии в землю в Саккалу. На полпоприща впереди продвигалась конная сторожа, внимательно осматривавшая дорогу, опушки леса и небольшие поля, предостерегая полки от засады и неожиданного напуска латинян. На открытых пространствах, по берегам рек и на перекрестках дорог еще встречались дворы-фактории немецких купцов или подворья с хозяйственными постройками Ордена и латинских монастырей, огражденные тыном и рвом. Как правило, все они были брошены на произвол судьбы перед приходом русского войска или эстов. Крупный рогатый скот и лошади были угнаны, продовольствие вывезено или спрятано. Однако русским и эстам оставалось, чем поживиться. Кололи или угоняли брошенных овец, коз, свиней, били домашнюю птицу, грузили на возы брошенный скарб и платье. Почти пустыми были небольшие деревни ливов, где оставались лишь старики, пытавшиеся сохранить дома и хозяйство. Разграбляя дочиста деревни, подворья и фактории, эсты и русичи жгли все подряд, не милуя никого и ничего. По селеньям скакали верховые, выгоняли стариков из добротных рубленых домов, подносили факел или пучок горевшей пакли под стреху соломенной или деревянной крыши и отъезжали в сторону. Постояв близ селения и подождав, пока займется хорошее пламя, скакали дальше по дороге и вновь палили хутора и деревеньки, оставляя за собой выжженную и истоптанную землю.