Книга Боэмунд Антиохийский. Рыцарь удачи - Жан Флори

Совсем иначе обстояло дело в случае с Боэмундом: он жаждал более возвышенной судьбы, чем та, что ожидала его на месте второстепенного апулийского князька. Участие в крестовом походе позволило ему надеяться на скорейшее исполнение его желаний. Вот что, на мой взгляд, означали вопросы, обращенные им к первым крестоносцам, идущим из Галлии, к независимым отрядам, которые опередили войска знатных баронов, медливших с организацией и сбором средств, необходимых для путешествия. Принятие Боэмундом креста позволило ему покинуть осаду Амальфи с чувством собственной правоты и присоединиться к западным армиям, чтобы сыграть в них, если это возможно, главную роль. Даже если Боэмунд и не получал от Урбана II определенных посланий на сей счет, то он не мог не знать о проектах крестового похода, уже прозвучавших в Пьяченце восемнадцатью месяцами ранее. Он предвидел поход и намеревался использовать его в своих целях[168].

Когда же Боэмунд стал крестоносцем? Чтобы узнать это, нам нужно вернуться к обстоятельствам уже описанной нами театральной мизансцены. В действительности, как доказали это Эмили Джемисон и совсем недавно Эрик Куоццо[169], норманны осаждали не только Амальфи, но и всю зависевшую от него территорию. Тридцать первого мая 1096 года Рожер Сицилийский перешел реку Селе и приступил к осаде Ночеры; захватив этот город в начале июня, он осадил Амальфи с суши и моря. Конные отряды во главе с Боэмундом должны были занять дорогу, ведущую из Ночеры, — в частности, Pons Scaphati, деревянный мост под защитой башни, который нельзя было миновать. Речь шла о ключевой стратегической позиции, и роль, отведенная Боэмунду, была особенно важна для блокады региона… которую так и не удалось довести до конца из-за отступничества Боэмунда, вслед за которым последовало множество норманнских рыцарей.

Единственная известная дата во всех этих событиях — время осады Ночеры, канун Троицына дня (в 1096 году он приходился на 31 мая)[170]. Следовательно, военные действия, которым Боэмунд положил конец, происходили в течение июня или позднее, в июле, но не в сентябре, как полагал Генрих Хагенмейер[171]. В этот момент, то есть спустя более восемнадцати месяцев после собора в Пьяченце, в котором приняли участие многие итальянские епископы, и восьми месяцев после Клермонского собора, Боэмунд, без сомнения, знал как о намерениях папы, так и об их эволюции в период между двумя соборами[172].

Когда первые армии крестоносцев, войска Вальтера Голяка и Петра Пустынника, прибыли в Константинополь 1 августа 1096 года, там уже находились успевшие объединиться норманны из Южной Италии (лангобарды)[173]. Могла ли идти речь о некоторых из тех, кто вместе с Боэмундом стал крестоносцем в Амальфи? Хронология позволяет выдвинуть эту гипотезу, но она не единственная. Некоторые из лангобардов могли находиться в Константинополе с давних пор, найдя убежище у Алексея после провального завершения кампании Гвискарда; другие могли быть паломниками или независимыми крестоносцами, или даже посланцами Боэмунда, отправленными к Алексею, чтобы известить последнего о намерении Норманна отправиться вместе с армией в Константинополь. Учитывая натянутые отношения между ними, следует понимать, что Боэмунд не мог пройти по землям Византии, не предупредив об этом басилевса и не получив его разрешения. Присутствие норманнов в Константинополе скорее подтверждает — и уж во всяком случае, не противоречит — версию, согласно которой в Южной Италии о крестовом походе знали за две недели до 15 августа 1096 года, даты, назначенной Урбаном II для сбора воинов, откликнувшихся на его проповедь.

Сам Боэмунд во главе своих воинов-норманнов высадился в Авлоне 1 ноября[174]. Переправа, отправной точкой которой, вероятно, стал Бари, не должна была занять более пяти-шести дней, что позволяет отнести начало похода примерно к 26 октября. Таким образом, у Боэмунда было в распоряжении около трех месяцев, чтобы подготовиться к походу. Это довольно мало, если сравнивать его со временем, потраченным другими предводителями на те же действия, которые предстояло совершить Боэмунду: собрать войска, позаботиться о заведовании своим имуществом и землями, наладить союзные отношения, но, главное, обеспечить себя значительными денежными суммами, необходимыми для такого предприятия, пусть даже путь из Апулии был короче, чем из других регионов. Тем не менее ему нужно было позаботиться о содержании своих людей.

Автор «Деяний франков», чей рассказ повторен Бальдериком Бургейльским и Ордериком Виталием, внесшим в него небольшие добавления, указал имена некоторых участников похода. «Все они совершили эту переправу за счет Боэмунда», — уточняет он[175]. Ничего удивительного: все они были вассалами Боэмунда или рыцарями его дома. Другие князья действовали так же, что вынуждало их идти на большие жертвы. Так, чтобы финансировать свой поход, Готфрид Бульонский продал земли и заложил свою крепость Бульон за 1500 ливров[176]. Роберт Нормандский отдал под залог свое герцогство и принял от своего брата 10 000 марок серебром[177]. Раймунд Сен-Жильский, граф Тулузский, без сомнения, самый богатый из всех предводителей крестоносного воинства, тоже прибегнул к различным уступкам в пользу церквей. В целом все крестоносцы (за исключением беднейших, рассчитывавших на великодушие богатых) предоставляли уступки церквям и монастырям — на деле же речь шла о продажах или займах.