Книга Военная контрразведка от "Смерша" до контртеррористических операций - Николай Ефимов

«Оперработники — это бойцы переднего края»

Нашим собеседником был генерал-лейтенант в отставке Александр Иванович МАТВЕЕВ (1916–2007), первый заместитель начальника 3-го Главного управления (военная контрразведка) КГБ СССР, председатель Совета ветеранов военной контрразведки.

— Александр Иванович, когда и почему вы пришли в военную контрразведку?

— Пришел 22 июня 1941 года. Я был первым секретарем Запорожского горкома комсомола, и уже через несколько часов после начала войны меня мобилизовали. Вот и начал службу старшим оперуполномоченным полка.

— Скоро ли вам пришлось встретиться с вражескими агентами?

— Очень скоро — в сентябре 41 — го, когда нас перебросили в район города Большой Токмак, где мы заняли оборону… Как-то ночью боевое охранение задержало трех военнослужащих — старшину и двух бойцов с оружием, выходивших из окружения. А уже было известно, что противник настойчиво забрасывает к нам диверсионные группы. Доставили окруженцев ко мне, при проверке я обнаружил, что документы у них поддельные… Начал работать более целенаправленно… Один сказал, что родом из Запорожья.

— Это для вас, думаю, подарком было…

— Конечно, я ведь обстановку в городе хорошо знал. Боец сказал, что работал на заводе «Интернационал». Да, есть такой завод. Но когда я спросил фамилию секретаря райкома, он ответить не смог. И на других вопросах «поплыл». В общем, длительная у меня с ними работа была, и в конце концов тот, что был с петлицами старшины, признался, что они составляют диверсионную группу, заброшенную с целью совершения диверсий в районе Волновахи, а потом — в Запорожье.

— Как с ними тогда поступили?

— Допросил и, как было приказано, доставил в штаб армии. Но тут целое приключение вышло. Мне выделили трехосную полуторку со счетверенным зенитным пулеметом, пятерых солдат. Передал задержанных и протоколы допроса в особый отдел армии, сразу же возвращаться мне не советовали: мол, не стоит на ночь глядя. Утром уточнил обстановку, мне сообщили, что полк стоит на прежнем месте в районе хутора Трудовой — туда мы и отправились. Когда же подъехали к хутору, то увидели, что он занят немцами. Что делать? Командую водителю, тот — по газам. Пока немцы разобрались, мы пулей промчались по главной и единственной улице. Вслед нам ударили из миномета, не попали.

— Действительно приключение!

— Нет, это было только его начало, потому как следующий населенный пункт Ивановка тоже был занят противником. Мы оказались в «мешке». Обочины заминированы, а бросить машину и пешком выбираться — не дело. Решили идти на прорыв. Я дал команду подготовить установку к стрельбе по наземным целям, рассадил соответствующим образом автоматчиков — и мы промчались через Ивановку на полном ходу с ураганным огнем.

— Для вас это был первый бой?

— Конечно же нет… Еще в августе на Днепре, когда мы занимали оборону в районе населенного пункта Балки, был получен приказ любой ценой задержать продвижение противника. Ежедневно шли исключительно тяжелые бои, наши позиции непрерывно атаковали танки, самоходки, артиллерия, пехота. В конце концов мы выдохлись, противник обнаглел, и в один прекрасный день немцы подошли к нашим позициям вплотную, началась рукопашная. «Ну что ж, Саша, теперь настала наша очередь», — сказал мне комиссар полка Слесаренко. Он поднял Боевое Знамя полка — и нас всех как ветром вынесло из окопов, была такая драка, что трудно себе представить. Все перемешалось! Дрались чем могли — винтовками, автоматами, сапогами, кулаками, душили друг друга, били головой о камни. Наконец немцы не выдержали, побежали, а мы их преследовали километров, наверное, 6–7. Причем они бежали, мы — за ними и не стреляли, вот что интересно! Стремились догнать и доколотить. Но потом они выдвинули танки и нас немножко отрезвили. Как видите, мы и в 41-м году не всегда драпали.

— Известно, что командир в бою — впереди, «на лихом коне»; комиссар — в массах; а где во время боя находился особист?

— Он всегда находился вместе с войсками, там, где была оперативная необходимость в его присутствии. Вообще его место там, где его подразделения, и если полк участвовал в бою, оперативный работник не мог просто наблюдать за этим. Кроме контрразведывательного обеспечения войск, он при необходимости еще непосредственно участвовал и в боях. Как свидетельствует опыт, чаще всего оперативный работник находился рядом с командиром полка.

— Была ли в том польза в оперативном плане?

— Так поэтому, кстати, наши оперативные работники и пользовались большим уважением и авторитетом среди личного состава! Офицеры и рядовые часто сами приходили с информацией, которая была полезной в оперативном плане. Это как раз подчеркивает необходимость того, чтобы оперативный работник был в гуще личного состава, который воюет, и чтобы он сам, если надо, воевал с оружием в руках…

— Но, извините, не получалось ли это работой напоказ — в ваших, скажу так, ведомственных интересах? Мол, видите, какой у вас особист отважный? Или участие оперативного сотрудника в бою имело какое-то особое значение — не просто «лишний штык»?

— Поверьте, что наши работники обычно играли большую цементирующую роль — например, по предотвращению паники, когда попадало подразделение в окружение. Ведь паника — самое опасное, самое неуправляемое поведение, которое может привести к тяжелым последствиям. Оперативные работники — это бойцы.

— Это когда они в боевых порядках. А так, думаю, вам все же следовало переигрывать противника интеллектуально.

— Всякое бывало. В ноябре 41-го, когда готовились к наступлению на Ростов-на-Дону, нам для усиления артиллерийского и пулеметного огня придали бронепоезд. Через свои оперативные связи мы узнали, что туда проник немецкий агент, который склоняет личный состав к измене, чтобы вывести бронепоезд и сдаться немцам. Ну, задержали мы его. В комендантском взводе был домик, туда его ко мне и привели. Дело было вечером, темно уже. Солдат-автоматчик за дверью дежурил, а я за столом сидел, допрашивал. Во всем признавшись, он неожиданно бросился в соседнюю комнату, где спали бойцы комендантского взвода. Во мне вдруг пробудилась какая-то необыкновенная сила. Я тоже сорвался с места, выхватил маузер и так с ходу в живот пистолетом ему ударил, что он тут же выронил автомат, которым уже успел завладеть. Это мне на всю последующую войну, на всю жизнь запомнилось: с врагом надо быть бдительным.

— Агентуры немецкой тогда много было?

— Много. Но только качество подготовки агентов разнилось. Хотя вообще у них подготовка не очень хорошая была. Немцы на скорую руку создали целую сеть школ, формировали свою агентуру из числа изменников, предателей, пленных. Готовили их месяц-полтора, а потом забрасывали с ограниченными задачами: для разложения Красной армии, внедрения в боевые части, получения информации и, конечно, для совершения диверсий. Это было особенно опасно. Но началось это не в 41-м, а значительно позже — ими уже «Смерш» занимался…