Книга Род-Айленд блюз - Фэй Уэлдон

Глаза у доктора Бронстейна были с поволокой, как у спаниеля, в уголках скапливались слезинки, он буквально взывал к вашей жалости. Сестру Доун это возмущало. Кроме того, она не одобряла его выбор чтения, для нее подобная литература была китайская грамота, но по условиям договора о проживании в “Золотой чаше” она предоставлялась подопечным заведения бесплатно. Журналы — это, само собой разумеется, “Тайм” и “Ньюсуик”, ну, в крайнем случае “Вог”, хотя в руках Клары Крофт “Вог” — полнейшая несообразность. Мисс Фелисити выбрала для себя “Ярмарку тщеславия”, тоже никчемный журнал, статьи длинные-предлинные, но там, в отличие от “Харперса”, среди текста попадаются фотографии хорошеньких девушек и реклама.

— Мы все приезжаем сюда усталые и замученные, — сказала Фелисити. — И к тому же теряемся в новой обстановке, где нам предстоит доживать свои дни. Иммунитет у нас понижен, что же тут удивляться, если мы заболеваем. Или нам плохо оттого, что мы вдруг начинаем есть три раза в день нормальную здоровую пищу. Я, например, последние пять лет питалась из пакетиков.

Она отлично понимала, что сестра Доун подслушивает под предлогом того, что надо привести в порядок стоящий в вазе букет. Она обрывала пожелтевшие листья и завядшие цветки и складывала в небольшую сумку. И при этом ничуть не спешила.

— Здоровую? — переспросил доктор Бронстейн. — Забудем, что я слышал это слово, а вы его произнесли. Какое заблуждение считать, будто нам что-то полезно только потому, что оно экологически чистое! Природе нет дела, живы мы или умерли. У нее одна-единственная цель — любым способом дотянуть нас до прокреативного возраста, а когда мы утрачиваем способность воспроизводить себя, она теряет к нам всякий интерес. Мы живем благодаря собственной изобретательности, вопреки ее воле. Нам, старикам, следует относиться к природе как к врагу, а не как к другу.

— Человеческая изобретательность! — прервала его Клара Крофт. — Должна сказать вам, мисс Фелисити, что я видела, как при посадке загорелся этот трансатлантический гигант “Гинденбург”[8]. Это было в тридцать седьмом году. Одна из самых эффектных воздушных катастроф десятилетия. Я была в толпе убегающих от пламени, это сняли на кинопленку. До сих пор не понимаю, как я осталась жива.

Сестра Доун слышала про пожар на “Гинденбурге” тысячу раз, ей стало скучно, хоть она и подслушивала: ведь, когда подслушиваешь, интересно каждое слово просто потому, что это все тайком, и она ушла из комнаты. Мисс Фелисити тут же забыла о Кларе с ее приключениями, которые от повторения звучали как с заезженной пластинки, и порадовалась, что находится в обществе мужчины, который в обычной, повседневной жизни употребляет слово “прокреативный”. В лексиконе Джой таких слов нет, Фелисити почувствовала, что ее кругозор расширяется. Стоит только забыть, что у стариков не осталось ничего, кроме старости, что годы стирают все индивидуальное, что и сама ты такая же старая, как все вокруг, и мир начинает казаться не столь мрачным. Клара неожиданно уснула. “Вог” упал на пол и так и остался там лежать. Доктор Бронстейн рассказал Фелисити, что ему восемьдесят девять лет, он биохимик, работал до тех пор, пока его не вынудили уйти на пенсию; еще он с полным доверием открыл Фелисити, что всю жизнь был убежден, что всем в мире правят преступные кланы тайных заговорщиков. Здоровье у него превосходное, хотя он считает, что между коленными суставами из титана и одним пластиковым и другим стальным бедренным суставами (их пришлось поставить более сорока лет назад по медицинским показаниям — он играл в бейсбол за команду своего колледжа, а потом в теннис, а ведь никто так часто не ломает руки и ноги, как спортсмены, но разве об этом думаешь, когда ты молод и полон сил) возникает разница электрических потенциалов, она пагубно сказывается на его умственной деятельности. Речь его так и журчала, и если это была не совсем беседа — он почти ничего не слышал, — то вполне оживленный монолог.

В тот вечер, когда сестра Доун пришла к Фелисити погасить свет — Фелисити просила ее не беспокоиться, она прекрасно может погасить себе свет сама, но сестра Доун расстроилась, и Фелисити так и быть уступила, — она сказала:

— Хочу дать вам дружеский совет. Не уделяйте слишком много внимания милейшему доктору Бронстейну. Он слишком авторитарная личность. Дайте ему волю — и он вцепится в вас и заговорит до смерти.

Фелисити вдруг с ужасом поняла, что эту самую смерть она скорее всего встретит здесь, в “Золотой чаше”. Она не стала просить сестру Доун, чтобы ей принесли на ночь легкий обезжиренный шоколадный напиток, и решила смириться с тем, что сестра Доун сочтет для нее полезным. Что касается фотографии внучки, это и вовсе пустяк, она должна беречь силы для более важного сражения, которое, она не сомневалась, ей в скором времени предстоит. А пока она убаюкает бдительность сестры Доун. Не так ли ведут себя жены с мужьями? Откладывают объяснение до подходящего момента, а этот момент никогда не наступает. И кончается тем, что из-за одного этого бездействия ты в конце концов начинаешь жить жизнью мужа, а не своей собственной. Но здесь-то, в “Золотой чаше”, зачем это ей?

Сестра Доун принесла ей выпить перед сном полуснятое непастеризованное молоко с размешанной в нем ложечкой акациевого меда — чтобы снились сладкие сны, объяснила она. Едва она ушла, Фелисити встала с кровати и выплеснула тошнотворную жидкость в раковину в ванной, стараясь не глядеть в зеркало в золоченой раме.

В первый день, когда она сюда переехала, ей показалось, что из зеркала на нее глядит лицо старика. Очень ясное изображение, хотя оно в тот же миг исчезло. Она стала убеждать себя, что это от переутомления, но так и не убедила. Да, ей явилось видение. Что ж, такое время от времени с людьми случается, но от видений отмахиваются, иначе можно потерять рассудок. Она только надеялась, что это видение не вещее и что она увидела самоё себя через десять лет. Как ни горько, приходится признать, что чем мы старше, тем труднее отличить мужское лицо от женского, однако усы есть усы, и от лохматых бровей над слезящимися глазами тоже никуда не денешься. Неужели наступит время, когда она, Фелисити, перестанет выщипывать пинцетом волоски из ноздрей и из подбородка? Немыслимо! А может быть, на нее смотрел чей-то дух? Кот Фелисити, который прожил у нее десять лет и погиб под колесами автомобиля, месяца полтора после смерти оставался в доме: то она заметит краешком глаза мелькнувший хвост, то вдруг услышит мурлыканье, хотя мурлыкать решительно некому, то что-то пушистое ласково потрется об ее ногу. Бывает, все бывает. Она догадывалась, что “Атлантический люкс” ей достался потому, что умер его предыдущий обитатель, иначе зачем было покупать новую кровать, почему в такой спешке заново отделывали комнаты? И если ей явился тот, чье место она заняла, приветствовал он ее или предостерегал?

Визит привидения был очень коротким: она в испуге отпрянула, а когда снова заставила себя посмотреть в зеркало, то увидела лишь себя. Неприятно, что и говорить. В зеркало смотрится молодая женщина, а на нее из зеркала глядит она же в старости. И если эта старуха к тому же переменит пол, что тут такого особенного? Глядясь в зеркало, вы всегда можете увидеть что-то незнакомое, страх всегда с вами. Так стоит ли пугаться?