Книга Пустошь - Джен Александер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Это еда? – спрашиваю я, поднимая глаза на Деклана.
Он склоняет голову набок и как-то странно смотрит на меня.
– Это ПДР – Полноценный дневной рацион. Его производят на той же фабрике, что ваши мерзкие батончики. Но ПДР в сто раз вкуснее и в два раза питательнее.
Я никак не реагирую, и Деклан спрашивает:
– Ты правда не знаешь, что это такое?
Я мотаю головой. А разве должна знать?
Деклан садится рядом со мной:
– Что ты вообще помнишь о своей прежней жизни?
Теребя в руках пакетик с ПДР, я пожимаю плечами. А что еще мне остается? Не хочу признаваться Деклану, что не помню ничего, кроме «Пустоши». Я теперь разумна, а значит, не обязана делать того, чего мне не хочется.
По крайней мере пока мной не управляет Оливия.
Деклан фыркает:
– Так, отвечать не собираешься. Тогда другой вопрос: почему ты стала разумной?
Я продолжаю соблюдать обет молчания. Деклан наклоняется надо мной и начинает разглядывать и ощупывать мою голову. Я вскрикиваю.
– Тебя недавно ударили по голове.
Да.
– Причем сильно. – Деклан со вздохом прислоняется к стволу дерева. – Память скоро к тебе вернется.
В его голосе слышно облегчение. Интересно, как бы он отреагировал, если бы узнал правду? Я осознавала себя задолго до стычки в здании суда, но даже тогда не помнила о своей жизни ровным счетом ничего.
Я улыбаюсь, несмотря на растущий в груди страх.
– Ты так уверен!..
– Я и правда уверен. Надеюсь, память вернется к тебе до того, как мы пересечем границу, и ты сможешь найти своих близких.
Вряд ли по ту сторону границы меня кто-то ждет. Если бы у меня были родственники, я бы ни за что на свете их не забыла. Прикусив кончик языка, я слушаю, как Деклан рассказывает про содержимое маленького пакетика, который я сжимаю в руке. Если верить его словам, ПДР насытит меня на целый день, даже чуть больше.
Я в жизни не ела ничего вкуснее и все же не могу думать ни о чем, кроме черствых энергетических батончиков – ванильных, а не шоколадных.
* * *
В следующий раз мы останавливаемся только глубокой ночью. Деклан говорит, что мы прошли километров тридцать; я готова поклясться, что больше. Каждая мышца пылает, словно расплавленная лава. Я опять сворачиваюсь калачиком, подложив под голову рюкзак. Деклан расстилает на земле мягкий спальный мешок. И почему я не догадалась захватить в баре свой? Погода сегодня аномальная: холодно, словно в середине зимы. А ведь еще несколько часов назад стояла такая жара, что дорога впереди расплывалась в мареве и раскаленный асфальт жег ноги даже через обувь.
Деклан светит мне в лицо фонариком и чуть заметно улыбается:
– Если хочешь ко мне – милости прошу.
Не знаю, насмешка это или искренняя забота, и не двигаюсь с места – только сжимаю губы и подтягиваю коленки к груди.
– Спасибо, мне и так хорошо.
– Ты в курсе, что гордость ведет к гибели, да?
Я закатываю глаза. Я хочу спать, а не выслушивать нравоучения. Хочу на несколько часов позабыть о каннибалах, коварных геймерах и самом Деклане.
– А я-то думала, к гибели меня приведет геймер, который ежедневно копошится у меня в мозгах.
Деклан издает тихий смешок. Я плотнее обхватываю колени руками и устремляю взгляд в ночное небо. Деклан долго устраивается в спальном мешке, пока наконец не затихает. Я почти сплю, когда он шепотом произносит:
– Ты счастливая.
Я открываю глаза. В темноте смутно различим его силуэт. Планшет работает, бросая ему на лицо неяркий голубоватый свет – наверное, Деклан что-то читает.
– Почему? – спрашиваю я.
– Ты разумна и скоро отсюда выберешься.
Я не чувствую себя счастливой. Скорее, я чувствую себя побитой и подавленной. На моем пути столько преград! Вероятно, я погибну, прежде чем доберусь до границы.
А еще я чувствую себя эгоисткой, потому что бросаю в игре всех бывших друзей.
Я закидываю руки за голову и переплетаю пальцы.
– Надеюсь, ты прав.
– Через пару месяцев игра станет еще тяжелее. Создатели разрабатывают нечто новое и гораздо более опасное. Но ты успеешь отсюда выбраться.
Его слова поднимают у меня в голове целый вихрь вопросов. Создатели и так используют живых людей в качестве пешек – куда уж хуже? Объяснит ли Деклан, что имеет в виду?
Я негромко зову его по имени, но он не отвечает. Тогда я переворачиваюсь набок, еще более замерзшая и потерянная, чем раньше.
* * *
Мне снятся холодные металлические гробы, электрошокеры с огненными штырями и гоняющиеся за мной модераторы. Когда я просыпаюсь, кожа горит и покрыта испариной. Солнечный свет обжигает веки. Я пытаюсь встать и чуть не падаю, запутавшись ногами в чем-то мягком. Чьи-то руки хватают меня за плечи. Я разлепляю глаза: на меня с улыбкой смотрит Деклан.
– А ты храпишь, Вертью, – сообщает он. – Громко и отвратительно.
Я стряхиваю с плеч его руки и отскакиваю назад. Солнце светит ему в лицо. После моего вчерашнего удара нос у Деклана распух и побагровел. Я испытываю легкий прилив гордости и тут же замечаю, что укутана в его спальный мешок. Должно быть, Деклан укрыл меня, пока я спала. В горле застревает что-то большое и неприятное, и я с усилием сглатываю.
– Спасибо, – тихо выговариваю я, потом скатываю мешок в тугой сверток и кладу Деклану на рюкзак.
Он коротко кивает.
– Ты же девушка. Когда пошел снег, тебя колотило, как замерзшего щенка. Не хочу, чтобы ты умерла прежде, чем мы оба выполним свои обязательства.
Я резко поднимаю голову:
– Разве шел снег?
Да что это за погода такая, в самом деле?!
– Да, почти целый час. Ты вся тряслась, но продолжала храпеть.
Деклан с улыбкой подмигивает и принимается запихивать спальный мешок в рюкзак.
Мысль о снеге в середине августа по-прежнему меня беспокоит. И все же когда я отворачиваюсь, чтобы собрать вещи, я тоже невольно улыбаюсь.
Идти сегодня труднее. Каждый раз как я пытаюсь заговорить о том, о чем Деклан упомянул вчера перед сном, он меняет тему. Мы беседуем о внезапной смене погоды (сейчас, наверное, градусов сорок) и о его работе модератором (он в компании чуть больше года), однако опасное нововведение Деклан обсуждать отказывается.
После полудня мы останавливаемся передохнуть в заброшенном магазине у дороги. Деклан возвращает мне «глок» и велит осмотреть окрестности на предмет непрошеных гостей, пока сам он устраивает внутри убежище.
– Не пытайся сбежать, Клавдия. Только выведешь меня из себя и зря потратишь и свое, и мое время.