Книга Дата собственной смерти. Все девушки любят бриллианты - Анна и Сергей Литвиновы

Что-то в его тоне насторожило хозяина, потому что тот злобно рявкнул:

– Баба вас вычислила!

Мрамор держал паузу чуть больше, чем надо бы…

– Суки! – рявкнул Рустам и бросил трубку.

* * *

Его Леночка смотрелась на фоне этого бардака ясным солнышком. Москвичи просто пожирали ее своими масляными пьяными глазками. Кто-то потянулся пощупать… Не понимают, козлы, где куплено, а где – чужое… Леночка ловко увернулась от загребущей ручищи, извинилась своим бархатным голосочком и пробралась к шефу.

– Михаил Ефремович, – официально, как всегда на людях, обратилась к нему она, наклонившись и чуть касаясь грудью плеча, – извольте получить срочное послание!

Шлягун взглянул на белый, без всяких надписей, конверт и решил шуткануть:

– Взяточку мне суешь, Ленок? Или свидание назначаешь?

Леночка кокетливо хлопнула ресницами и огляделась, чтобы их никто не услышал:

– Нет, Мишенька, официально уведомляю, что у нас с тобой будет ребенок!

И удалилась, так же ловко уворачиваясь от похлопываний пьяных москвичей.

Шлягун любовно посмотрел вслед удаляющейся Леночке. Ну и шутница она, его сладость… А может, не шутит? Если и правда ребенок? Будет – так будет! Что, еще одного не прокормлю? Уж лучше прокормлю, чем какой-нибудь инженеришка!..

Но это она все равно учудила: послания ему писать… Эх, бабы, бабы, понятия моего на вас нет…

Он разорвал конверт и внимательно прочитал текст. Перечитал еще раз. На клочке бумаги впопыхах было накорябано:

Дикий пляж. Точно – неизвестно.

«Пежо-106», гос. номер X 643 ХЕ 77 RUS.

Женщина.

Одна.

Около 25 лет. Рост – примерно 175. Тип – славянский. Волосы – светлые. Глаза голубые.

Личность уточняю.

Так… Вот это фортель!.. Кто бы мог подумать!..

Он поискал глазами Хозяина. Тот пил на брудершафт с главой московской комиссии.

* * *

Таня тормознула у городского рынка. Он уже был закрыт, но у входа толпились торговцы всякой всячиной. «Хорошо, что я утром поменяла доллары на рубли», – мелькнула мысль.

На импровизированных лотках – перевернутых на попа ящиках – продавалось все, что угодно.

Первым делом Таня купила две «челночные» сумки – вместительные, одна в красную клетку, другая – в синюю.

Краем глаза она все время видела «пежик», припаркованный близ входа на базар в неположенном месте. «Хвостов» не было видно. Ну и черт с ними! После разговора с Валерой, после его умного, спокойного, рассудительного голоса она чувствовала себя совсем иначе. В самом деле: хотели бы убить – уже убили. Там же, на пляже. Хотели бы отобрать чемодан – давно бы отобрали. А она жива, здорова… И чемодан лежит в багажнике «пежика»… Может, просто прикалываются так? Познакомиться хотят?.. Она изо всех сил пыталась шутить сама с собой. Но шутка вышла невеселой. В глубине души Татьяна отчаянно трусила.

Она шла по импровизированным рядам и скупала все подряд. Первым делом – фонарик, как сказал Валера. Затем – зубная щетка, зубная паста.

Две бутылки гадкой водки – наверняка разлиты где-то в Осетии. Бутылка шампанского «Абрау-Дюрсо».

Кофе. Кипятильник.

Это что? Маринованные огурчики? Давайте сюда и огурчики… Так… Ночная сорочка из фланели. Ох какая уродливая!.. Давайте сорочку…

Продавцы, завидев девушку, скупающую все подряд, наперебой стали протягивать к ней свой товар. Таня покупала, не примеряя и не торгуясь. Спортивный костюм – «левый», с кривыми швами «адидас»… Беру!.. Мохеровая кофта… Упаковка трусиков… Две пары колготок… Что еще?.. Так, давайте вот этот кухонный нож…

Через десять минут, пролетев ураганом по торговым рядам, Татьяна с нагруженными сумками уже подходила к «пежику».

Швырнула сумки поверх злосчастного чемодана, села за руль и выжала сцепление.

* * *

Южнороссийск – маленький город. Особенно в сравнении с Москвой. И темный.

Когда Таня совершала покупки, уже смеркалось. Когда спустя десять минут подъезжала к молу, стало совсем темно.

В двух шагах отсюда был морвокзал. Там горели фонари, гуляла толпа, подъезжали машины.

Совсем рядом начиналась Набережная. Там тоже прохаживались люди.

На Набережной вдалеке была видна ее гостиница. Туда Таня скорей всего не вернется.

Здесь же, у волнолома, было совсем темно.

Таня потушила габариты, выключила зажигание.

Слежки она не замечала.

Отстали? А может, наблюдают издали?

Таня вытащила из багажника чемодан и обе сумки. Было совсем не тяжело. Или страх удваивает силы?

Таня подошла к молу. Не было видно ни зги. Тихо дышало море.

Кто-то прошуршал галькой. Она вздрогнула, присмотрелась. Глаза постепенно привыкали к темноте, и она различила сидящую на пустынном пляже парочку. Они целовались.

Таня ступила на волнолом. Камни были неровными, выщербленными бесконечным прибоем. В небольших лужицах стояла грустная вода.

Море светилось по обе стороны мола, словно указывая ей путь. Таня зашагала по молу дальше от берега.

За ней никто не шел. Никого не было и на волноломе.

Она отошла метров на пятьдесят. Отсюда были видны редкие огни Набережной и ярко светящийся морвокзал. «Но я-то в темноте, – подумала Таня. – Они-то меня не видят. Пожалуй, можно».

Она опустила чемодан и сумки на мол. Сердце колотилось – не столько от тяжести, сколько от волнения.

Таня открыла сумку и достала нож и фонарик. Ей казалось, что делает она все рассудительно и не спеша. Но сторонний наблюдатель отметил бы лихорадочную стремительность ее движений. Но не было стороннего наблюдателя. Таня еще раз осмотрелась. Никого не было.

Она разрезала гнилые веревки на чемодане. Ну?..

Замочки легко подались.

Таня распахнула крышку и посветила внутрь фонариком.

* * *

– Чего она там делает?

– Топиться будет.

– Не уйдет?

– Ты тупой, что ли, Мрамор? Куда она с мола уйдет?

– А я знаю?..

– Не, ну ты совсем дурак! Че, у нее там акваланг в сумке?.. Или к ней подлодку пошлют?

– А кто ее знает, на кого она работает…

– На ЦРУ!.. На Моссад!.. На этот, как его, Интеллиджент сервис!.. Никита-два, блин!.. – Куцего бесила тупость напарника. – Ты че, не сечешь: она же «лох»!..

– Какая же она «лох»? Она же баба.