Книга Десять секретов Счастья - Адам Джексон

Вместо вопроса: "Что плохого в этой ситуации?" спрашивайте себя: "Что в ней смешного?" или "Что в ней могло бы быть смешным?".

Почаще обращайтесь к "двухшаговой формуле антистресса":

Не волнуйся о мелочах.

Помни, что большая часть жизни состоит из мелочей!

Седьмой секрет Сила прощения

На следующий день молодой человек оказался в кабинете седьмого человека из его списка, которого звали доктор Говард Джекобсон. Доктор Джекобсон был высоким, крупным мужчиной со светлыми волосами и ярко-голубыми глазами. В свои сорок два года он являлся самым молодым из главных хирургов, когда-либо работавших в городской больнице. Его кабинет располагался на последнем этаже здания, и две его угловые стены представляли собой огромные окна, благодаря которым открывался волшебный панорамный вид на западную часть города.

— Я впервые услышал о секретах Истинного Счастья двадцать лет назад, — начал доктор Джекобсон.

— И они помогли вам? — тут же спросил молодой человек.

— Вне всяких сомнений, — ответил доктор Джекобсон. — Они совершенно изменили мой подход к жизни. Я никогда не был особенно счастлив, — признался он. — Я всегда оставался человеком, который скоро станет счастливым. Сначала я надеялся стать счастливым после того, как поступлю в колледж, но, когда я стал студентом, ничего не изменилось. Тогда я подумал, что буду счастлив, когда стану дипломированным врачом, но это тоже ничего не изменило. Никаких перемен не произошло ни после того, как я начал работать хирургом, ни после женитьбы, ни после рождения детей. Следует признаться: несмотря на то, что я добился успеха, у меня были прекрасный дом, любящая жена и дети, я никогда не был по-настоящему счастлив.

Оглядываясь назад, я думаю, что все мои проблемы начались, когда, вопреки моим желаниям, отец отправил меня в десятилетнем возрасте в школу-интернат. Мама погибла в автокатастрофе годом раньше. Мне говорили, что она умерла мгновенно, но у моего отца, который вел машину, не было ни единой царапины. Думаю, что подсознательно я всегда считал его виноватым в том, что произошло, и, хотя в этом очень неприятно признаваться, я рос с ненавистью к нему.

— Почему? — спросил молодой человек.

— Мне кажется, я считал, что он отправил меня в интернат, потому что не любил меня и не хотел возиться со мной. Доктор Джекобсон на мгновение замолчал и посмотрел в окно.

— Я прожил с этим гневом больше пятнадцати лет, — сказал он и добавил, понизив голос: — Очень трудно быть счастливым, когда в тебе столько злости и обиды.

Однажды, когда я улетал на конференцию и был в аэропорту, из громкоговорителя раздалось: "Доктора Джекобсона просят подойти к справочной". Я отправился туда, и мне вручили срочное сообщение — у отца случился сердечный приступ, и он находился в отделении интенсивной терапии в городской больнице. Я сел и в полном замешательстве перечитал это сообщение, не зная, что мне делать. К тому времени мы с ним не разговаривали уже в течение пяти лет.

Я скомкал этот лист бумаги и собирался бросить его в урну, как вдруг какой-то человек спросил, свободно ли место рядом со мной. Я поднял глаза и увидел его… маленького старого китайца. Он присел и немедленно заговорил со мной. Он направлялся к своему другу, который потерял ногу в аварии. Машина сбила его, когда он переходил улицу на зеленый свет, и полностью раздробила ему правую ногу. Он выжил просто чудом. Китаец добавил, что водитель той машины очень спешил и просто не заметил, что кто-то переходит дорогу. "Ненавижу таких типов", — сказал я, но сидящий рядом китаец посмотрел на меня с ужасом. "Неужели можно ненавидеть человека лишь за то, что он совершил ошибку? — спросил он. — За свою жизнь все мы не один раз ошибаемся. Если вы будете ненавидеть каждого, кто делает ошибки, закончится тем, что вы начнете ненавидеть всех… в том числе и самого себя".

Потом он повернулся ко мне, улыбнулся, заглянул мне прямо в глаза и сказал: "В моей стране есть одна поговорка: "Если не простишь, не будешь счастлив"".

"Простить не всегда легко, — возразил я. — Все зависит от того, насколько серьезна ошибка".

"Если все действительно так, — ответил он, — то рай — довольно безлюдное место".

Мы поговорили еще несколько минут, и он упомянул о законах жизни и секретах Истинного Счастья. Я никогда раньше не слышал о подобных вещах, и при его словах нечто во мне словно перевернулось. Несколько минут спустя старик оставил меня в тех же обстоятельствах, в каких мы познакомились, — я сидел, уставившись на измятую бумажку в руке. Но теперь я знал, что хочу сделать.

Я сдал билет и отправился в больницу, чтобы проведать отца. Он лежал на кровати, весь опутанный трубками, а у изголовья стоял прибор, следящий за сердечной деятельностью. Я подошел к нему, присел на край кровати и сделал нечто такое, чего не случалось с самого детства… я взял его за руку. Он лежал совершенно неподвижно, он не мог даже говорить, и доктора были совсем не уверены в том, что он слышит. Я наклонился над ним и прошептал ему на ухо: "Папа, это я, Говард". И тогда произошло самое прекрасное из всего, что мне довелось испытать в жизни. По его щеке покатилась слеза, и, впервые за много-много лет, я разрыдался. Это был миг прощения и расставания с прошлым.

В течение следующих двух недель я ежедневно приходил к нему, и, хотя глаза отца оставались закрытыми, веки его слегка вздрагивали, когда я брал его за руку, и он крепко сжимал мою ладонь. Наконец в один прекрасный день произошло то чудо, о котором я молился все это время. Я пришел в больницу и увидел его в полном сознании, с чашкой чая в руках.

Мы обнялись — а последний раз подобное случалось, когда я был совсем маленьким. И мы заговорили. В тот вечер мы сказали друг другу больше, чем за все предшествующие пятнадцать лет. И лишь в тот день я узнал подробности автокатастрофы, в которой погибла мама, и того, почему я был отправлен в интернат против своей воли. Машина опрокинулась на покрытой тонким льдом дороге, ударилась той стороной, где находится дверь пассажира, и моя мать мгновенно погибла от удара. Никто не был виноват, это был настоящий несчастный случай. И хотя в то время отец никогда не выдавал своих чувств, он был совершенно опустошен. Даже в тот вечер, когда он рассказывал об этом, на его глаза навернулись слезы. Они с мамой были друзьями с самого детства. А я никогда даже не задумывался о той боли, через которую довелось пройти ему, — я думал только о себе. У него была высокооплачиваемая работа, но она была связана с частыми поездками по Америке и на Дальний Восток, так что он решил, что я буду чувствовать себя лучше и получу более серьезное образование, если буду учиться в интернате.

Говорят, что время исцеляет раны, но это не так. Гнев и горечь действительно обычно слабеют с годами, но, если мы не готовь: прощать, они никогда не покинут нашу душу. Нет, ключ к умению прощать заключается не в годах — он кроется в понимании. У индейцев племени сиу есть чудесная молитва:

О Великий Дух, огради меня от высказывания