Книга Голем, русская версия - Андрей Левкин

Потом опротивело и это, так что события "Лона" свелись к изложению, которого и заслуживали. Он сказал, она легла, он надел, она оделась. Над ними затрепетало небо. И тут в дверь позвонили.

Это пришел Башилов, вернувшийся из Непала.

— Вот, — сказал он и протянул длинную, невзрачную, серую коробочку, от которой несло странным запахом. — Дарю. Т-т-теперь ты точно просветлишься, если не успел это сделать в мое отсутствие.

— Что это такое? — задал я глупый вопрос, поскольку было понятно, что это. Тем более что я распаковывал пачку, запах из которой по ходу усиливался до степеней неимоверных.

— Т-т-только тебе курить придется бросить, — добавил Башилов. — Иначе в соединении с табаком этот запах вызовет смертельную для организма смесь. И у тебя навсегда перестанет стоять. А еще и запоры начнутся.

— Ну и ладно, а там, глядишь, и подохну наконец, — согласился я. Палочки — разумеется, это были ароматические палочки, что еще привозить с тибетщи-ны-непалыцины — были странные. Ароматическая смесь во всей длине содержалась сама собой, без внутренней лучинки, да и запах был совсем не сладким.

— Осторожнее, — предупредил Башилов, но было уже поздно — тонкая колбаска переломилась у меня в руках.

— Ну вот, доверь тебе что-нибудь деликатное, — вздохнул Башилов. — Но не страшно, все равно они такие интенсивные, что целиком одну сжечь невозможно. Правда, теперь у тебя будет один дополнительный несгоревший кончик.

— Что это такое особенное?

— Да как обычные. Только эти профессиональные. Они к тому же не ароматизированы. Профессиональные в каком смысле — их там на службе используют, монахи для себя жгут. То есть они для самопогружения, а не для воскуривании во всяких там спальнях и гостиных.

— А я вот дичаю, — я ткнул пальцем в сторону монитора. — Почти подстрочник сделал.

— Ну, это главное, — неожиданно проявил осведомленность Башилов. Что ли он еще и переводчиком в какой-то прошлой жизни был. — Это бы если на машинке, тогда еще мучиться, а на компьютере — тьфу, одно удовольствие вычистить.

В чем был совершенно прав.

— Т-т-ты вообще-то не дичай, — он меня еще и приободрил. — Заходи к нам в гости. Чего, например, во вторник где-то гулял? Я к тебе заходил, а не застал. У нас вечеринка была по случаю моего возвращения.

А я-то в это время был в двух домах от сквота, торчал в бывшем кинотеатре…

— А вот твоя подружка была, межд-д-ду прочим. И не одна, кстати. Вы что, поругались?

— Да нет… — только и сказал я, потому что ничего про это не знал. В самом деле, Галчинская все же позвонила мне на той неделе, поблагодарила-таки за кран, а узнав, что я работаю, сказала типа, что работай, не буду мешать. Договорились мы, что я отпишусь и позвоню… Собственно, что мне обижаться, но я все-таки обиделся, уже на то, что она выдерживала договоренность, а зачем ее выдерживать, будто пять минут по телефону поговорить нельзя, если уж зайти времени нет. А тут еще эта башиловская новость… Ну, приятелей-то у нее хватало, надо полагать, но чего это она с ними появляется в наших краях? Что ли он у нее поселился?

— Что, в самом деле? Это она у тебя с кем-то познакомилась?

— А! — обрадовался Башилов. — Переживаешь! И правильно, потому что с переживаниями веселее жить. Но н-н-ничем не м-м-могу тебя порадовать, потому что она с ним и пришла. Я их встретил на улице, говорю ей — заходи в гости, у нас сегодня весело. Ну, в общем, оба заходите. Они и зашли.

Тут мне захотелось выяснить, пила ли она, — это бы означало очередной ее переход в какую-то следующую жизнь, где до меня ей явно не было бы никакого дела. Но Башилов про это не знал, так что рассказывал другие подробности, тоже, впрочем, болезненные для меня.

— Странный такой тип, — сообщал он мне. — Ростом меня выше. И тебя тоже, — (ну, Башилов до метра семидесяти не дотягивал, так что Гулливер его описанием явно не предполагался). — И еще башка у него большая, стрижен как я, то есть налысо, просто, — он задумался, — …тьфу, чисто актер Кайдановский в этой муре, как ее, в "Сталкере". Я в детстве видел, когда тинейджером был. Всю дорогу бу-бу-бу, бу-бу-бу и какими-то гайками швыряется, а потом говорит, что теперь всем будет щастье, а кругом сплошные юзаные шприцы раскиданы.

Зажженная палочка между тем склоняла мою голову в какую-то неизвестную сторону. Хотя, разумеется, никакого наркотика не было. То есть был, конечно, но минимальный — потому что совсем уж незнакомое вещество и, соответственно, незнакомым образом воздействовало, непривычным.

— Но она с ним не целовалась, точно скажу, — что ли оставляя мне шанс, добавил Башилов и пошел к дверям. — Т-т-ты, в общем, заходи, не кисни. А еще завтра в полдень у нас представление, точнее — репетиция. На аллейке за киоском. Непременно приходи.

Часа через два я ей все-таки позвонил.

— Ты что, уже дописал? — она то ли удивилась, то ли обрадовалась, а скорее— просто не ожидала звонка.

— Да нет, еще пара дней. Надеюсь, что не дольше, а то замучился, очень уж мура.

— А, — сказала она совершенно неопределенно.

— А что у тебя?

— Ну… — она помолчала. — Работы много, катастрофы эти.

— А ты при чем? — я, в общем, точного понятия о ее работе не имел, когда-то ее спросил, а она ответила как-то так, что больше спрашивать не хотелось, хотя и было очень интересно. То есть она тогда не нагрубила, но я что ли в неудачный момент ее спросил, когда у нее были какие-то проблемы. С тех пор не спрашивал, хотя что-то и понял, когда рылся в ее бумагах, в пору замены крана.

— Так пишут же про это. А мне надо раскладывать кто-что, про что, что имеет в виду, какие выводы.

— А как вообще?

— Н-у-у-у, — она замолчала. — Да никак особо, в общем.

— Ага, — пробормотал я. — Ну ладно.

— Ага, — сказала она. — Не пропадай.

Поди пойми тут. То ли она не сказала, что заходила в сквот, потому, что про это уже забыла, то ли это и не предполагало упоминания, как нечто маловажное, то ли — наоборот, я не был тем, кому следовало об этом сообщать. Соответственно, и про Кайдановского-2. Тут, впрочем, проще — если она рассказывала о каких-то своих приятелях, то всегда без связи с ее личными отношениями с кем-либо из них.

На самом деле это все потому, что в жизни образовалась дыра — оттого у меня такие нервные ощущения. Раньше-то мне все равно было, что она, с кем.

А теперь, значит, в жизни появилась дыра. И это было хорошо, да еще и по двум причинам сразу. Во-первых, жизнь, значит, перестала быть замкнутой, а во-вторых, всякая такая дыра предполагает, что это вовсе не дыра появилась, а наоборот— то, чего еще не знаешь, что еще только будет. Оно, возникнув, влияет на чувства, вызывая своим отсутствием голод.

Будто бы в самом деле появился давно ожидаемый хозяин или кто-то старший. Такой-сякой старший, пусть даже слегка выживший из ума. Дыра непонятной пока недостачи и становилась этим старшим. Она отчетливо знала, что мне надо — ее заполнить.