Книга Диана, Купидон и Командор - Бьянка Питцорно

Диана постаралась передать его слова с большей вежливостью, выбросив из них те выражения, которые казались ей совсем уж оскорбительными. В замешательстве и почесывая носком правой туфли левую ногу она переждала, пока не прекратились мамины истерические рыдания, потом обвинения в предательстве в адрес ее и Дзелии, которые «сговорились со злейшим врагом». Она понимала, что на маму не стоит обижаться: та была вне себя от унижения, и Диана даже опасалась, что мама начнет опасную для ее жизни голодную забастовку. Но к обеду Астрид Мартинец-Серра-Таверна (дочери всегда думали о ней со всеми ее тремя фамилиями, когда она вела себя так театрально и напыщенно; и лишь с фамилией ее последнего мужа, когда она, например, отчитывала их или когда они чувствовали ее чужой, чуть ли не врагом), бледная и высокомерная появилась в столовой и заняла предназначенное ей место напротив Командора. Но во время всего обеда она тщательно избегала прямо обращаться к нему. Если ей требовалось что-то сказать, то она прибегала к помощи двух своих посредников:

– Дзелия, спроси у Командора, не передаст ли он мне сыр. Диана, я думаю, что пора замазать щели в окне моей комнаты. Спроси у Командора, не пришлет ли он мне стекольщика?

На старика эти уловки не произвели ровно никакого впечатления. Он отвечал не моргнув глазом, тоже обращаясь то к одной, то к другой внучке. Казалось, что все они играли в испорченный телефон, и если вначале Диана и оцепенела от неожиданности, то Дзелия с удовольствием подхватила эту комедию. Но на следующий день стало ясно, что мама собирается продолжать так и дальше. До каких пор? Не знал никто. Диана потела от напряжения, и ей кусок не шел в горло. Она похудела почти на два килограмма за пятнадцать дней. Дзелия же удвоила свою болтовню, чтобы хоть как-то заполнить непривычное и тяжелое молчание двух взрослых. Командор порой даже прикрикивал на нее:

– Довольно! Теперь пять минут тишины, чтобы прожевать спокойно!

Но было видно, что он нисколько не сердился на малышку. Белокурые волосы и бумажные «чертята» Галинучи, как видно, завоевали еще одну крепость.

В конце концов все привыкли к этому странному способу общения, и, когда девочки по какой-либо причине не ужинали дома, а находились в гостях у родственников или какой-нибудь подружки, то роль посредника при маме и Командоре выполняла няня или Мария Антония.

Часть третья

Глава первая,

в которой, несмотря на предупреждения Приски, Диана впадает в немилость

Серрата, вилла «Верблюд»

5 ОКТЯБРЯ, день неудач

Дорогая Тереза,

знаешь, ты была права, нелегко жить в доме, где взрослые не ладят друг с другом. Помнишь, ты еще писала: «Хорошо, что они хоть не ругаются»… Так вот, уж лучше бы они ругались, кричали во весь голос и бросались тарелками. (Хотя я и видела это только в кино, но, похоже, так людям легче сорвать злость и потом помириться.) Но мама с дедом и не собираются мириться. Они откровенно друг друга не выносят, и то, что они видятся каждый день и якобы вежливо друг к другу относятся, лишь ухудшает дело. Было бы намного, намного лучше, если бы Командор оставил нас в Лоссае и давал бы немного денег, пусть и гроши. Мы как-нибудь бы приспособились. А так мама наверняка скоро заболеет. Она уже обращается со мной и Дзелией так, словно мы два привидения, которые не имеют с ней ничего общего. К счастью, у Дзелии есть Галинуча, и вообще, все поголовно ею восхищаются и любят. По утрам, когда она приходит в школу, то учительница, едва завидев ее, уже начинает махать рукой в знак приветствия и постоянно шлет ей улыбочки…

Мне бы такую учительницу… Наша же профессорша по литературе – хуже некуда. Права была Приска! Сидишь себе, ничего плохого не делаешь, не подозреваешь даже, чего ОНА сама от тебя ожидает, и вдруг понимаешь, что ты совершила непоправимую ошибку, что впала в немилость и нет тебе ни оправдания, ни прощения. Я никогда еще не встречала человека несправедливее, чем синьора Мунафо́. Причем она еще и постоянно похваляется своим великодушием и тем, будто всегда защищает слабых и нуждающихся: только и говорит, что о равенстве и справедливости.

Но ты только послушай, что произошло. Вчера ОНА принесла в класс почтовые марки и заявила, что они нужны не для того, чтобы наклеивать на конверты, а для того чтобы собрать деньги в помощь бедным, больным туберкулезом. Кто купит марки, тот поможет этим несчастным, которые не в состоянии сами заплатить за свои лекарства. Поэтому она порекомендовала нам принести завтра, то есть уже сегодня, все деньги, какие мы сможем собрать, и купить как можно больше марок. Еще она сказала, что это не принуждение и что каждый должен действовать по своим возможностям и по собственной совести.

Так я и сделала. Денег у меня не было. (С тех пор как Манферди сбежал, мама перестала давать мне карманные деньги. У нее у самой нет ни гроша. Командор тоже ничего не дает ни мне, ни Дзелии. Он считает, что кроме одежды, тетрадок и учебников, которые мы берем в магазинах, где у него открыт счет, нам ничего не надо. А я скорее язык себе откушу, чем попрошу у него хоть десять лир. Да что я тебе все это рассказываю, ведь ты сама посылаешь мне в каждом письме почтовую марку, иначе я не смогла бы даже отправить тебе свое письмо…)

В общем, совесть моя была довольно спокойна. Но и бедных туберкулезников стало ужасно жалко. Вот я и решила одолжить сто лир у Галинучи, пообещав ей, что верну их после Рождества (если кто-нибудь подарит мне деньги) или, на худой конец, когда вырасту.

На сто лир можно купить четыре марки, и мне кажется, этого достаточно, тем более что их никуда не приклеишь. Но что ты думаешь, синьора Мунафо́ осталась довольна? Нисколечки. Она окинула меня таким взглядом, словно я воровка, и, нарочно повысив голос, чтобы ее услышал весь класс, сказала: «Постыдилась бы! Ты принадлежишь к одной из самых богатых семей в городе! Я никогда еще не встречала такую жадную эгоистку. Даже Лаура Марти, дочь рыбака, принесла пятьсот лир!» И в наказание выставила меня на полчаса перед доской на всеобщее презрение.

Но ведь Мунафо́ должна знать, что Манфреди обокрал нас и что Командор принял нас в свой дом из милости! Мама говорит, будто в городе только и говорят об этом.

Приска Пунтони подняла руку, чтобы объяснить ей наше положение, но, когда синьора Мунафо́ поняла, что Приска пытается меня защитить, она велела ей умолкнуть. И не поверила ни слову. Учительница и так вечно упрекает ее во вранье, потому что в своих сочинениях Приска описывает то, чего на самом деле быть не может.

И теперь все будут думать, что я жадина и эгоистка! В Лоссае на мою сторону встал бы весь класс, но тут меня еще не так хорошо знают. Представь себе, эта Лопес дель Рио, хоть она и дочь маминой подруги и прекрасно знает, как на самом деле обстоит дело, подошла к доске и написала мелом прямо над моей головой: ЖАДИНА. Хорошо я еще не успела унизиться и клянчить ее дружбы. Розальба рассказала мне, что она была с ней в одном классе в начальной школе и что она наглая и высокомерная, настоящая вредина, но так как Звевочка единственная дочь в богатой семье и родители ее прямо рассыпаются в любезностях перед учителями, те все спускают ей с рук и в придачу еще и ставят хорошие оценки.