Книга Пейзаж с убийцей - Светлана Чехонадская

А оправдываться было нечем! У меня не было квартиры, прописка в общежитии, купленная вместо сапог, закончилась, не было также и денег, не было никаких перспектив!

Я ехала в Омск, почти уверенная в том, что обратно мне не выбраться, что придется остаться, судиться с родственниками за жилье, начинать все заново — без профессии, старой девой двадцати четырех безнадежных лет! И тут я попала в эту ее сказочную квартиру — две комнаты! — увидела мужа — военного! — поняла по счастливо-равнодушным ее улыбкам, что готовится и вовсе волшебное: они решились на ребенка! Как все удачно сложилось! Потому что у нее счастливая звезда…

Правда, сама Нина была уверена, что причина в другом: она не дрогнула, выстояла, закончила учебу, и ее протестантское трудолюбие вознаграждено справедливым Богом. «Пока ты искала легкой жизни в Москве, — словно бы говорил ее уклончиво-назидательный взгляд, — я подрабатывала санитаркой в роддоме. Я ночами не спала, готовясь к экзаменам, но не предала своей профессии! Теперь, конечно, можно завидовать, но умный человек знает: все в жизни всегда получается только у добрых и порядочных девушек, которые просто должны поверить в незыблемость этого закона и ждать — трудиться и ждать…»

Так это было летом девяносто второго, и любовник-академик просто обязан был появиться в моей жалкой похвальбе… Я сразу подумала, что она не поверила, и ее упорство одиннадцать лет спустя показалось упорством разоблачителя. Словно бы она хотела, чтобы я призналась сама: «Я выдумала этого любовника, Нина! Выдумала от зависти! Отпусти мне этот одиннадцатилетний грех!»

«Какая неприятная злопамятность!» — так я решила два месяца назад, сидя на ее диване с еще теплым от котлет боком. «Какая удивительная злопамятность у меня самой!» — скажу я себе сегодня. Ведь она могла искренне верить, что я тогда говорила правду. Нина была очень счастлива тем летом, ей, наверное, казалось, что и все вокруг должны быть счастливы. И скорее всего, она вообще не думала обо мне: какое ей было дело до моих любовников и московских дел. Так: пролетело мимо ушей, зацепилось в памяти…»

— Я не смогла найти ваш телефон, так все быстро произошло… Я ее племянница — Аня. Вы, наверное, слышали.

Елена дернулась, как муха, увязшая в меду, — и вырвалась из почти равнодушных мыслей.

— Что с Ниной? — спросила она.

— Мы ее похоронили, — голос прозвучал смазанно, девушка, видимо, заплакала.

— Что с ней случилось? Отчего она умерла?

— Ее сбила машина… Ужасная история, такая ужасная…

«И что бы ты сказал на это, скотина?» — подумала она, представляя себе рожу Андриевского.

— Девять дней мы уже отметили… Может, вы на сорок приедете?

— Аня, я сейчас в Новосибирске, — сказала Елена. — Я бы хотела подъехать, поговорить. Можно?

— Да, конечно!

— Я устроюсь в гостиницу и подъеду. Вы весь вечер будете дома?

— Я пока здесь живу. Не надо в гостиницу! Приезжайте ко мне… Мне плохо одной…

За окнами уже развернулся город. Несмотря на осень, было тепло, многие деревья еще не сбросили листву. Только ранние сумерки указывали на октябрь. Елена обратила внимание, что света на улицах очень мало — намного меньше, чем в Москве. В принципе, ей это даже нравилось. Она постепенно успокоилась в дороге, мысли стали более логичными.

Зазвонил телефон. Работяги недовольно обернулись. «Деловая» — громко сказал один из них. «На такси надо ездить» — поддержал другой. На такси она боялась…

— Елена? — спросил незнакомый голос. — Это Михайлов.

— Какой Михайлов?

— Участковый из Корчаковки. Вы у меня были недавно.

— Да-да.

— А я уже выяснил, что вы просили. Не удержался. Мне ведь и самому любопытно!

— Поговорили с крестным?

— Нет, с другим человеком. И в бумагах порылся. Это дело, оказывается, до сих пор лежит в опорном пункте. Ну, не само дело, а справка… Штейнер был убит семнадцатого августа девяносто второго года, скорее всего, на рассвете. В собственном доме. Убийц нашли и осудили. Ими оказались Чуманков и Ордынский, оба ранее судимые за кражу, а Ордынский еще и за убийство. Дали им тринадцать и двадцать лет соответственно. Оба, насколько мне известно, еще сидят. Теперь что касается воды…

Сердце у нее вдруг сильно забилось.

— …никаких зацепок. Видимо, была драка, что-то не поделил он со своими дружками. Он ведь тоже блатной был. Имел срок — пять лет условно. За драку… Ему перерезали горло. Там же, в доме. Кровищи было — жуть! Поэтому никуда его оттуда двигать не могли — иначе бы за ним такой след кровавый тянулся бы! Дружки, когда его зарезали, видимо, протрезвели и сбежали. Поймали их месяца два спустя. Оба в Новосибирске гуляли. Нашли Штейнера почти сразу — рано утром. Не знаю, кто, но милиция всех опрашивала уже в тот же день… А, вот — мать его из соседней деревни приехала, постирать, убраться. Она и обнаружила. Вот и все, Елена…

— Вот и все, — повторила она. — А у меня еще одна неприятность.

— Какая?

— Подругу машина сбила… Подругу, у которой я жила в тот первый приезд. И которую тоже расспрашивали неизвестные люди по поводу девяносто второго года.

«Если он не скажет, что это совпадение, будет даже подозрительно, — решила она. — В конце концов, что я о нем знаю?»

— Ни фига себе! — сказал он.

— Михайлов, — Елена помолчала, собираясь с силами. — Я сама видела это, понимаете? Я имею в виду девяносто второй год. — «Даже если это все-таки по его наводке менты вцепились в меня, к черту осторожность! Пусть он, пусть все знают правду! Может, мне, наоборот, надо пойти к ним навстречу?»

— Понимаю… Мне так и показалось, честно говоря… Приезжайте завтра, подумаем… Только… Никому особо не распространяйтесь, ладно?

Глава 10

ВОСКРЕСЕНЬЕ, СЕМНАДЦАТОЕ АВГУСТА

Аня уже четвертый раз поставила чайник на огонь.

— Я часто думаю: если бы мы знали, что с нами произойдет, то… — Она вернулась к столу, опустилась на табуретку напротив Елены. Аня двигалась медленно, было видно, что она искренне переживает, но жизнерадостная молодость все равно проступала в каждом ее движении. — Если бы мы знали, что с нами произойдет, то жизнь вообще была бы невозможной… И еще: я замечала, что у человека либо первая половина жизни успешная, либо вторая. Это у меня стало просто манией. Я все время боюсь, что мне пока везет. Это ведь значит, что придется платить?

На кухне горел тусклый свет. Громко тарахтел старый холодильник. Мебель была наборная, по нынешним временам убогая. Видимо, Нине жалко было выбрасывать сервант, когда купили стенку, и она перенесла его сюда. На стеклянных полках было много хрусталя: раньше его щедро дарили пациенты.

— Вы меня, Лена, поймите правильно: ведь у тети Нины все пошло наперекосяк только в последние годы. И никаких видимых причин! Вы знаете, как хорошо у них раньше было? Я всегда восхищалась, даже когда ребенком была.