Книга Охотницы - Элизабет Мэй
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Леди Айлиэн?
Я подпрыгиваю и сбиваю рукой чашку со стола, которая с глухим стуком падает на персидский ковер.
— Ой-ой, — говорю я дворецкому отца. — Это было не очень грациозно, не так ли?
МакНэб улыбается из-под густой светло-рыжей бороды. Его внушительных размеров фигура склоняется, чтобы подобрать чашку с ковра. В его ладони, когда он выпрямляется, фарфоровая чашка кажется миниатюрной.
— Не беспокойтесь, миледи, — говорит он. — Я все равно собирался отдавать ковер в чистку.
— Как вовремя.
МакНэб кланяется.
— Могу я еще что-нибудь для вас сделать?
— Еще чая было бы чудесно, спасибо.
— Очень хорошо, миледи. — Он кивает на стол, стоящий возле двери. — Этим утром доставили кое-какие подарки от ваших поклонников.
На круглом столе на самом видном месте выставлены четыре букета из разных цветов: розы, фиалки, тюльпаны, гелиотроп, вереск, полевые цветы — дорогое сочетание, которое в это время года можно приобрести только в оранжереях.
С момента, как две недели назад я вышла из траура, вестибюль постоянно полон цветов и визитных карточек. Разногласия по поводу смерти моей матери лишь усилили интерес ко мне, хотя не уверена, было бы это так же, не окажись у меня солидного приданого.
Я смотрю на эти знаки внимания и испытываю острое желание выбросить их через парадную дверь. Они — часть будущего, которое мне неподвластно. В нем я существую как жена, чья основная задача — рожать детей и выглядеть рядом с мужем презентабельно. Мое оружие заменят украшенные кружевами веера и зонтики.
Требуется весь мой самоконтроль, чтобы сосредоточиться на автоматическом клапане огнемета. Я достаю из кармана еще один шуруп. Вставить, закрутить, повторить…
МакНэб откашливается. Я не думала, что он еще здесь.
— Будут какие-то указания, миледи? — спрашивает МакНэб. — Быть может, мне следует отправить какие-то ответы?
— Только чай, спасибо. Я буду пить его в гостиной.
Я подхожу к цветам и беру со стола визитную карточку.
Уильям Роберт Джеймс Керр, граф Линлитгоу.
Я почти уверена, что требования графа Линлитгоу относительно жены не включают следующее: тренированная для битвы, слишком агрессивная, убивающая фейри.
Открывается парадная дверь, и в вестибюль входит мой отец, Уильям Кэмерон, маркиз Дуглас.
Я выпрямляюсь от изумления. Отец покинул страну больше месяца назад, не оставив даже записки с указанием, когда он намерен вернуться домой.
Я кладу клапан в карман и, выдавливая улыбку, подхватываю юбки.
— Доброе утро, — говорю я.
Раньше первой реакцией при виде отца было желание его обнять. В детстве мне нравилось фантазировать, как он берет меня на руки и целует в щеки. Я представляла, как мое лицо прижимается к его широкой груди, как я вдыхаю мягкий запах его курительной трубки и виски.
Но отец никогда не исполнял эти мечты. Он всегда любил матушку больше меня, и все его объятия, поцелуи и добрые слова были только для нее. Это было единственное время, когда я видела его улыбку.
Теперь, когда он вернулся домой, даже те моменты нежности кажутся сном. Отец не удостаивает меня взглядом. В последний раз, когда он смотрел на меня, я была покрыта кровью его любимой супруги — окровавленный призрак дочери, которая у него когда-то была.
Самое ужасное в том, что, я думаю, он считает меня убийцей. Его лицо той ночью, когда он нашел меня… Я никогда не забуду сочетания печали и молчаливого обвинения. Позже, когда мы были одни, он схватил меня за плечи и спросил, какого черта произошло. Я ничего не сказала, даже когда он встряхнул меня так сильно, что дернулась голова и заболела шея.
Я никогда не оплакивала супругу, которую он так любил. Я никогда не давала ему ответа, который он хотел получить больше всего на свете, — понимание того, что произошло. Он просто оставил меня со служанкой, которая помогла отмыть всю кровь. И когда он сказал начальнику полиции, что матушку убило животное, думаю, он спасал свою репутацию, а не мою.
Отец чопорно снимает шляпу и приглаживает темные курчавые волосы.
— Доброе утро, МакНэб. — МакНэб забирает его шляпу и помогает снять промокший плащ. — Айлиэн, — наконец приветствует он меня.
Отец колеблется, затем подается вперед и формально целует меня в щеку — так быстро и грубо, что это больше похоже на пощечину. Я сильнее сжимаю юбки и стараюсь сохранять спокойствие. Будет лучше, если я притворюсь, что никогда не хотела его любви, что мы всегда были семьей, состоящей из отсутствующего отца, сломленной дочери и мертвой матери.
Когда тяжелые шаги МакНэба стихают в вестибюле, наступает неловкое молчание.
Отец откашливается.
— У тебя все хорошо?
Я киваю.
— Конечно.
Он снимает перчатки и кладет их на круглый стол.
— По дороге сюда я встретил преподобного мистера Мильроя.
Я стараюсь удерживать нейтральное выражение лица.
— Да?
— Он сказал, что ты не посещала службу. Не потрудишься объяснить?
Я прекратила посещать службы месяц назад, после того как преподобный прочитал проповедь о дикарских суевериях, в том числе и о фейри. Он говорил, что подобные варварские верования препятствуют развитию и научному прогрессу — поскольку в то время, как знание делает людей атеистами, наука возвращает их обратно к религии. Знание могло украсть мою веру, но наука никогда и ни за что не вернет меня к ней.
— Я была занята, — говорю я, указывая на букеты цветов.
Отец протягивает руку к визиткам, приложенным к каждому букету.
— Хаммерсли, Фелтон, Линлитгоу. — Он поднимает глаза. — Надеюсь, отвечать ты будешь по всем правилам этикета.
Я достаю из кармана клапан и снова кручу его в руке.
— Так и будет, отец.
— Думаю, не стоит напоминать, что, выходя за пределы этого дома, ты представляешь фамилию семьи.
— Айе, отец.
Я ставлю металлическую деталь на место.
— Айлиэн. Отложи это устройство.
Его голос такой холодный и властный, что я не могу ничего поделать и роняю деталь на стол.
— Отец…
— Для чего я распорядился, чтобы к началу сезона у тебя был полностью новый гардероб? — Я открываю рот, чтобы ответить, но он продолжает: — Явно не для того, чтобы ты занималась этими изобретениями, не ходила на службу и пренебрегала своими обязанностями. Поэтому скажи: для чего я сделал это?
Я опускаю глаза, чтобы он не увидел их выражения.
— Ты знаешь, почему я изобретаю. — Я стараюсь, чтобы мой голос звучал мягко и тихо. — Ты знаешь, почему для меня это важно.