Книга Крым. Военная история. От Ивана Грозного до Путина - Дмитрий Верхотуров

В этом сражении определенно сказалось превосходство английских войск в вооружении и массовом применении штуцеров и ружей Минье, что позволило нанести большой урон наступавшим плотным строем русским войскам. Из 35 тыс. человек обоих отрядов генералов Ф.И. Соймонова и П.Я. Павлова выбыло 10,7 тыс. человек, хотя, по данным М.И. Богдановича, в число потерь были включены также ранее умершие от ран и болезней. Однако среди погибших было много офицеров, был убит в бою и сам генерал Соймонов. Англичане и французы потеряли 4,3 тыс. человек. Позиции англичан взять не удалось.

В дальнейшем не было недостатка в поиске виновных, и в таком качестве назывался сам Меншиков, генерал от инфантерии П.А. Данненберг, и генерал П.Д. Горчаков, который командовал Чоргунским отрядом, стоявшим на реке Черной, в котором было 22,4 тыс. человек при 88 орудиях. Укоренилось мнение, что если Горчаков привел бы свой отряд на помощь, то сражение закончилось бы победой. В качестве причин поражения также упоминалось отсутствие карты местности, которую доставили только на следующий день после сражения. Однако, здесь явно было больше желания увидеть славную «викторию», якобы упущенную нерешительными генералами, чем осмысления всего хода боевых действий и замысла, которым руководствовался Меншиков.

Командующий, очевидно, возлагал большие надежды на это сражение и на взятие позиций на килен-балочном плато и Сапун-горе, откуда правый фланг англо-французского осадного корпуса подвергался бы постоянной опасности. Барон Реглан в разговоре с французским командующим маршалом Канробером в тот момент, когда русские войска были на плато, употребил грубое и простонародное выражение, означающее «мы совсем пропали». Английские бригады были разгромлены и частично обращены в бегство, и только помощь французов спасла их от окончательного разгрома. В тот день союзники стояли на грани очень серьезного поражения, которое смогло бы повернуть весь ход войны в Крыму в пользу русских.

Последствия победы были бы примерно такими. В дальнейшем наступлением со стороны Севастополя, килен-балочного плато и подступов к Сапун-горе, и на Балаклаву со стороны Мекензиевых гор можно было бы разгромить осадный корпус и прижать его к морю. Это означало бы полное поражение союзников. Для этого завершающего удара и нужен был Чоргунский отряд, и потому его нельзя было бросать в кровопролитную схватку за плато. Если бы этот завершающий удар состоялся бы сразу после сильнейшего шторма 2 (14) ноября 1854 года, потопившего множество судов и лишившего союзный корпус продовольствия, одежды, а также большого количества пушек и боеприпасов, то он несомненно оказался бы решающим. У союзников после Инкерманского сражения было мало боеприпасов. С 12 ноября (по н. ст.) английская артиллерия под Севастополем сократила огонь, а с 24 ноября и вовсе его прекратила, не было снарядов. Англичане даже собирали русские ядра, подходившие по калибру. Союзную армию, практически лишенную боеприпасов, можно было бы взять в штыки.

Однако, англичане и французы, выбив почти треть наступающих русских войск ружейным и пушечным огнем, отстояли позицию, сделав реализацию этого плана невозможной. Более того, они спешно возвели на этих позициях укрепления, сделав их совершенно неприступными. На Меншикова это произвело большое впечатление, и он разочаровался в дальнейших перспективах сражений за Севастополь, сочтя его сдачу неизбежной. Русская армия также израсходовала в этом сражении свои запасы боеприпасов, и уже 3 (15) ноября 1854 года Меншиков писал, что армия истратила почти все запасы пороха и надеется только на доставку 1200 пудов из Новочеркасска. О повторении атаки в ближайшее время не могло быть и речи, хотя противник был сильно измотан, лишен запасов и сильно страдал от усиливающейся эпидемии холеры.

Одна неудача перечеркнула весь план разгрома англо-французских войск, который мог бы стать одной из наиболее выдающихся побед русской истории. Если бы этот план был реализован до конца, то, конечно, жаждущее славных «викторий» общество стало бы превозносить Меншикова и возвело бы его в ранг выдающихся полководцев. Вместо этого он получил в феврале 1855 года, незадолго до смерти императора Николая I, отставку и был ославлен как трусливый и нерешительный военачальник.

Между тем, даже не добившись победы, Меншиков заложил основы ничейного исхода войны. Союзные командующие так и не решились дать крупного сражения русским войскам, стоящим вне Севастополя, а сосредоточились на попытках штурма осажденного города. Эта задача отняла у них немало сил, времени и потребовала колоссальных жертв. Севастополь прекрасно оборонялся и его гарнизон сумел отбить штурм 6 (18) июня 1855 года с огромными потерями для французов и англичан. Этот штурм новый командующий французскими войсками дивизионный генерал Жан-Жак Пелисье осуществил вопреки указанию императора Наполеона III о том, что нужно разгромить сначала русские войска под Бахчисараем. В конце концов Южная сторона Севастополя была взята, но это мало что дало англофранцузским войскам, поскольку русская армия вовсе не покинула Крым и обороняла труднодоступные Инкерманские высоты, Мекензиевы горы, и вообще в окрестностях Севастополя находилось 115 тыс. русских войск.

После огромных трудов и потерь в прошедших боях, у командующих англо-французскими войсками уже не было желания продолжать попытки наступать на русскую армию, хотя у них было больше сил и было уже неплохо налажено снабжение войск. Наполеон III также решительно не хотел продолжения боевых действий против русской армии ни в Крыму, ни где-либо еще. В общем и целом, постоянные большие потери англо-французских войск в сражениях и попытках штурма Севастополя, в конце концов подорвали силы интервентов.

Война ограничилась стычками, рейдами союзного флота на Кинбурн, Тамань, Фанагорию, Мариуполь. Ее исход решила Кавказская кампания и взятие турецкой крепости Карс 14 (26) ноября 1855 года. После этой победы начались переговоры, завершившиеся подписанием мирного соглашения.

Помимо неудачи под Инкерманом, план Меншикова погубил также петербургский ура-патриотизм. Петербургское общество, считавшее Россию не только могущественной державой, освободительницей славян, и уже предвкушавшее русский флаг над Босфором и Дарданеллами, было обескуражено боями в Крыму. Здесь надо понимать, что это было общество, для которого Отечественная война 1812 года и Заграничные походы были живой и не столь уж давней историей. Кроме того, предшествующая высадке союзников в Крыму война с Турцией была для русской армии и флота успешной, разгромлены и отброшены турецкие армии, блестяще разгромлен турецкий флот в Синопе. Императорский двор и петербургское общество ждали таких же блестящий «викторий» над англо-французскими войсками.

Но вместо этого они услышали о высадке союзников в Крыму и об Альме. Меншиков, впрочем, отчасти сам создал негативное мнение об этой битве, поскольку приказал гонцу сообщать то, что видел. Ну вот гонец и рассказал о том, как русские войска бегут, поскольку он действительно видел несколько отступавших в беспорядке батальонов. На Петербург это произвело самое угнетающее впечатление, и зародилось мнение, что война проиграна. Николай I даже ждал известий о падении Севастополя.

Хотя при Альме никакого повального бегства не было, русские войска в основном отступили в порядке, вплоть до того, что тяжелораненые и искалеченные солдаты шли пешком в Севастополь, не желая сдаваться врагу. Союзники же не решились преследовать отступающих. Да и потом, несмотря на все широко разрекламированные победы, дела у союзников шли ни шатко ни валко: Севастополь держался, цели кампании не были достигнуты. Патовая ситуация. Нападения же на Балтике, в Баренцевом море и в Тихом океане были отбиты. Но в Петербурге войну считали проигранной, упавшие духом придворные вину возлагали на Меншикова, и ему попросту не дали довершить свой план разгрома англофранцузских войск под Севастополем. 15 февраля 1855 года он был отставлен от командования Крымской армии.