Книга Молчание солдат - Сергей Самаров

– Прочешем чащу? – спрашивает Раундайк эмира, показывая, что он вошел уже в воинственное настроение, и встречает усмешку.

– У меня не так много людей, чтобы подставлять их под выстрел из укрытия, – опытный Дукваха не желает лишний раз рисковать. Ему такое поведение кажется необоснованным.

– Они так бежали, – с усмешкой вздыхает Раундайк. – О засаде они и не подумают. Беглецы всегда думают только о том, как спастись. У них в голове сплошная паника...

Дуквахе усмешка голландца не нравится.

– Это чеченский ОМОН. Если бы это были простые солдаты, они пробежали бы дальше, и вы подстрелили бы их. Солдат не научили воевать... А это чеченцы. Каждый из них когда-то был среди нас. И мы их знаем. Они тоже нас знают. И сейчас они ждут, чтобы мы пошли искать трупы. И нашли бы свою смерть. Нам не будет видно их. Но им будет видно нас. Все переворачивается. Мне такого не надо.

В доказательство своих слов Дукваха встает из-за своего камня осторожно, сначала смещается в сторону, чтобы скрыться из зоны видимости предполагаемой засады, и только потом в полный рост выпрямляется.

– И времени у меня нет.

Он смотрит на часы – уже приготовился доложить Имамову об удачно проведенной операции и несколько минут назад дал команду. Радист начал разворачивать рацию для ежедневного сеанса. Время сеанса меняется каждый день согласно графику. Это Раундайк уже давно понял сам, наблюдая за действиями радиста в течение недели и сверяя каждый сеанс со своими часами. Но периодичности и какого-то четкого графика передвижения сеансов не уловил. Должно быть, время просто записывается где-то, обозначенное по принципу случайности. И в нужный момент радист налаживает связь. Имамов хорошо знает, что там, где начинается периодичность, кончается безопасность.

* * *

Арабский язык Раундайк не знает, как и чеченский, а Дукваха говорит арабу-радисту что-то по-чеченски, а тот, в свою очередь, передает по-арабски в эфир, но журналист понимает, что эмир докладывает командиру о происшедшем и получает новое задание. По крайней мере, по карте сверяется. После сеанса связи снова звучит команда по-чеченски. Все поднимаются, готовятся к маршу. Готовится и Раундайк.

Дукваха сразу занимает позицию ведущего. И сам дает темп быстрого марша. У Раундайка хорошая физическая подготовка, и он готов потягаться с Дуквахой на тропе. Но откуда у самого чеченца силы и выносливость берутся – ведь курит сигарету за сигаретой, задохнуться должен быстро, но идет... Наверное, сила духа! Сила духа многими людьми движет. И бывает более действенной, чем что-то другое. А дух у Дуквахи сильный. В этом Раундайк давно уже убедился, как и в том, что чеченец, при всей отвратительности своей внешности, человек незаурядный и хороший боевой командир.

Но куда Дукваха так спешно направляется после сеанса связи, никому не объяснив смысл смены направления движения? Чтобы оправдать вопросы, Раундайк, рискуя задохнуться, забегает вперед и дважды фотографирует эмира. То есть создает видимость журналистской работы. Эмир улыбается, словно не понимает, что такая вампирская улыбка может сослужить ему плохую службу, если фотография появится на страницах какого-то журнала. Люди всегда и в первую очередь судят друг о друге по внешности. Нравится человек внешне – его принимают, не нравится – отвергают. Если Дукваха, как он говорил, желает устроиться на Западе, он должен уметь себя преподносить. А это наука, которой он не владеет. И, судя по интеллекту, не овладеет никогда. Впрочем, Раундайку до этого дела нет, хотя он и обещал кое-что эмиру. Но обещания нужны для достижения конкретных целей. А у Раундайка цель конкретная, хотя он пока не приблизился к ней достаточно близко. Ему не очень доверяет Имамов и обещаниям не верит. Близко к цели не подпускает... Имамов... Как хотелось с ним встретиться раньше, когда он назывался еще профессором Зин-Мухаммадом. Тогда не встретились... И все же встретились теперь...

– Разве мы сейчас не в сторону ледника? – спрашивает Раундайк, когда пристраивается с Дуквахой рядом.

Тот опять скалится.

– На войне многое и часто меняется. Сейчас надо другому джамаату помочь. Там Аббас какую-то задачу выполняет. Будем его прикрывать.

– Мальчишка? – спрашивает Раундайк.

– Если человек только год носит на груди автомат, он уже перестает быть мальчишкой... Аббас носит автомат третий год. С шестнадцати лет начал воевать. И не прятался за чужие спины. Тебе с ним еще потягаться надо, хотя стреляешь ты хорошо.

У Дуквахи хорошее настроение. Да и как же не быть настроению хорошим после такой успешной засады? В дурном настроении он бывает не просто неразговорчивым, но откровенно грубым и неприязненным.

Да и у Раундайка настроение тоже улучшается. Ему тоже необходимо снова встретиться с Аббасом. Те страницы дневника, что Раундайк переснял, не несут нужной информации. Необходимо переснять остальные, чтобы прочитать на досуге.

* * *

Раундайк темп марша выдерживает без проблем. Хотя старается больше не разговаривать, чтобы поберечь дыхание. Неизвестно, сколько придется еще идти в таком же напряженном режиме. А скоро и режим может резко смениться. Дукваха что-то говорил о приближающемся снегопаде. В снегопад передвижение многократно усложнится.

Раундайк шагает широко, однако при передвижении на подъеме широкий шаг все равно остается коротким, хотя и позволяет передвигаться быстрее, нежели идут другие. При этом Клаас хорошо знает такое понятие, как идеомоторный акт. Надо только отдаться механической ходьбе и углубиться в свои мысли. При этом и ходьба не будет так утомлять, как она утомляет при рассматривании пути и при счете шагов, и мысли очищаются, появляются новые идеи, просматриваются новые пути поиска.

– Раундайк, меня сфотографируй! – просит боевик, сменивший на месте ведущего эмира.

Раундайк ускоряет шаг, обгоняет и на ходу щелкает цифровой камерой. Надо будет на привале перебросить все фотографии в ноутбук, который он носит в рюкзаке за спиной. Скоро кончится карта памяти...

К фамилии Раундайк Пол Маккинрой привык давно. Уже третий год использует это достаточно известное в Европе имя. Настоящий Раундайк – журналист, специалист и эксперт по добыче нефти, авторитет в области предсказания цен на нефть. Потому Маккинрой использовал это имя впервые, когда посещал Объединенные Арабские Эмираты. Тогда вопрос как раз вертелся вокруг людей, причастных к добыче нефти. И выбор псевдонима оказался вынужденным. Во вторую поездку ему пришлось сохранить псевдоним на случай нечаянной встречи с кем-то из тех, с кем он имел дело в предыдущую поездку. Но с нефтью он уже связался прочно, и это объективные причины. Деятельность Маккинроя тесно связана с тем, кого зовут в мире террористами. А они, в большинстве своем, тоже имеют отношение к нефти. Нефть и террор как-то незаметно связались в единое понятие, как наркотики и террор. Сам Маккинрой над термином «террорист» посмеивается. Он не террорист. Просто он – человек, который любит держать в своих руках чужие жизни... Он от этого получает удовольствие.