Книга Наваждение - Елена Ласкарева

Что ж, огорчаться не стоило: кино так кино. Тем более что в этом году мастерскую набирал не кто-нибудь, а сам заведующий кафедрой актерского мастерства. А заведующим был профессор Алексей Баталов!

Дима к баталовскому таланту был в общем-то равнодушен, считая его манерным, слегка старомодным. Зато Катюша… о, сколько слез она, втайне от всех, пролила над старым черно-белым фильмом «Летят журавли»! А «Москва слезам не верит», где Алексей Владимирович сыграл безупречного рыцаря Гошу? И еще она с детства помнила романтического Тибула из «Трех толстяков», ведь сказки вообще были ее слабостью…

Словом, Катя считала: Димочке невероятно повезло, что учиться он будет именно здесь, а не в каких-то шипящих вузах на букву «Щ». А в том, что учиться он будет непременно, она ничуть не сомневалась.

Во вгиковских коридорах двое волжан, однако, совсем потерялись в толпе. Наплыв желающих показать себя был огромен. Гораздо больше тут томилось девушек, но и парней хватало, причем многие из них не уступали Дмитрию по стати и эффектной внешности.

Впрочем, и артистические навыки у них кое-какие были. Некоторые из абитуриентов так и рвались их продемонстрировать, как будто хотели напугать соперников.

Один мальчик с маниакальным упорством влезал на подоконник и делал оттуда двойное сальто, словно заявлял таким образом: я буду в приключенческих фильмах сниматься, в самых рискованных сценах без дублера!

Другой, заставляя и без того взвинченных претендентов нервно вздрагивать, то и дело извлекал резкие звуки из короткой, с широким раструбом, дудки-жалейки. Так продолжалось до тех пор, пока из экзаменационной аудитории не выглянула невысокая женщина с черными восточными глазами и не произнесла строго:

— Педагоги ведь тоже люди. Пожалейте нас, пожалуйста.

Лишь тогда жалейка, жалея людей, смолкла.

Дмитрий Поляков был, однако, парень не промах, и у него имелось в запасе кое-что, чтобы выделиться из толпы и удивить комиссию. Когда выкрикнули его фамилию, он, зайдя в аудиторию и чинно поздоровавшись, заявил:

— Я с ассистенткой. Разрешите?

Утомленный Баталов, повидавший на своем педагогическом веку много всякой всячины, меланхолично поинтересовался:

— Вы выступаете в оригинальном жанре, сударь? Режете женщин на куски? Тогда, может, вам лучше в цирковое училище?

— Я никого не режу, — ответил Дмитрий дрогнувшим голосом. Он никак не рассчитывал на скептическое к себе отношение. — Но надеюсь, мое выступление все-таки будет оригинальным…

— Поволжье, — безошибочно определила женщина с восточными глазами. — Примерно район Ярославля. С техникой речи возможны проблемы.

— Ну как, Фатима Николаевна, впустим ассистентку? — утомленно улыбнулся профессор Баталов, и в его взгляде читалась просьба: пусть делают что хотят, а? Нет сил пререкаться…

И вошла Катя со скрипкой, скромно села в уголке. Когда Дима начал монолог Сальери, она потихонечку, чтобы не заглушить, заиграла пассаж из «Реквиема» Моцарта. Партитуры они в Рыбинске не нашли, и она сняла канву произведения со старой пластинки, на слух.

Играя, она наблюдала за экзаменаторами: они явно встрепенулись, и глаза у них заблестели. Утомление разом покинуло их, точно по чашке крепкого кофе выпили. Они переглядывались удивленно и радостно.

«Так держать, мой Демон!» — подумала Катя и заиграла еще более вдохновенно.

— Что пользы, если Моцарт будет жив и новой высоты еще достигнет? — Тут Катин смычок взволнованно задрожал, и музыка взвилась в высоту, точно повторяя вопрос. — Подымет ли он тем искусство? Нет, оно падет опять, как он исчезнет: наследника нам не оставит он…

И «Офферторий», та часть реквиема, что означает «жертвенник, жертвоприношение», оборвался на жалобной, безнадежной ноте.

Дима был сосредоточен на тексте, Катя же не упускала ни единого нюанса в поведении экзаменаторов. Кажется, даже слух у нее обострился, потому что она явственно услышала шепот Фатимы Николаевны — а может, это случилось потому, что у преподавателя техники речи была безупречная дикция:

— Как чувствует драматургию!

— Да, прелюбопытный феномен, — кивнул Баталов, и его слова Катя тоже прекрасно различала. — А лицо-то, лицо как играет!

— Да уж. Прямо по Станиславскому, хотя наверняка не знает его. Самородок!

— Может стать украшением мастерской. И станет!

— Это не по правилам, — почему-то возразила Фатима Николаевна.

— Поговорю с проректором, — сказал профессор. — Она у нас женщина тонкая, поймет.

— Вы ставите телегу впереди лошади, Алексей Владимирович.

— С лошадью сейчас разберемся.

После этого малопонятного, но явно положительно окрашенного диалога Баталов мягко прервал выступление Дмитрия:

— Достаточно. Большое спасибо. — И неожиданно повернулся в Катину сторону. — Ну а вы, сударыня ассистентка, не могли бы нам прочитать что-нибудь?

— Я? Зачем?

— Да просто так, знаете ли. Для развлечения. Раз уж пришли сюда — почему бы не попробовать?

— Мне выйти? — насупился Дима.

— Нет, зачем же, — пожала плечами Фатима Николаевна. — Я видела у вас гитару. Вы можете… ассистировать.

— Дим, я что-то не понимаю, — беспомощно моргала Катя.

— Нечего тут понимать, — сухо отозвался парень. — Просят читать — читай! Нечего ломаться, как кисейная барышня. Может, это твой шанс.

«А твой? Мне ничего не надо, лишь бы ты…»

— Вот видите, сударыня, — усмехнулся мастер. — Господин Поляков разрешает и даже одобряет.

— Хорошо, раз вы просите — попробую. Это будет детская сказка, ничего?

«И ведьма захохотала так громко и гадко, что и жаба и ужи попадали с нее и растянулись на песке:

— Ты сохранишь свою плавную, скользящую походку — ни одна танцовщица не сравнится с тобой; но помни, что ты будешь ступать как по лезвию ножа и изранишь свои ножки в кровь. Вытерпишь все это? Тогда я помогу тебе.

— Да! — сказала Русалочка дрожащим голосом и подумала о принце и о бессмертной душе…»

— Так-так-так, сударыня, — сказал Баталов. — Выходит, вы и героиню можете сыграть, и характерную старуху?

Тут подал голос молчавший до сих пор элегантный мужчина с бородой и длинными, собранными в хвост волосами:

— К тому же девушка еще и танцует.

— Я разве танцевала? — удивилась Катя.

— Скажем так: это был намек на танец, — сказал бородатый. — Со сцендвижением, Алексей Владимирович, в данном случае проблем не предвидится. Гарантирую.

— Вот что, сударыня! — решительно заявил Баталов. — Подавайте документы. Вы допущены к первому туру.

— А Дима… то есть Поляков?