Книга Мадам - Джаннетт Энджелл

Реакция последовала незамедлительно.

— Да пошла ты знаешь куда! — резко ответил Джесси.

Сейчас он казался еще более нелепым, чем когда бы то ни было. Стоял в криво застегнутой рубашке, засовывая руки в рукава свитера, а из-под рубашки выглядывал крошечный и бесполезный член, болтающийся между ног.

Вопреки здравому смыслу, я не смогла сдержаться и захихикала. Мужики так гордятся своими детородными органами, с гордостью называют их «достоинством», но, честно говоря, член Джесси выглядел ужасно смешно. Трудно поверить, что эта фитюлька каким-то образом была связана со страстью.

Мой смех аудитория приняла на ура. Джесси натянул свитер, затем джинсы и сунул ноги в ботинки. Через неделю я обнаружила носки, которые он даже не потрудился найти под кроватью — один из моих котов с довольным видом на них спал. Джесси был слишком занят своим Достойным Уходом, чтобы волноваться из-за каких-то там носков, да кому они вообще нужны?

— Отлично. Так, значит, вот чего ты хочешь. — Теперь в его голосе сквозила угроза. — Но не плачь потом и не умоляй меня вернуться. Ноги моей здесь не будет!

Я молчала. Джесси посмотрел на меня, удалился под звуки фанфар, не забыл хорошенечко хлопнуть дверью. Без сомнения, двое моих соседей снизу вздрогнули во сне.

Я открыла холодильник и достала бутылку водки, налила себе стопочку и залпом выпила, а потом и еще одну. Я выключила телевизор и забралась обратно в постель, слишком уставшая, чтобы сменить простыни, хотя, думаю, стоило бы это сделать. Внезапно на меня навалилась усталость, даже не просто усталость, а ужасная усталость, словно наши отношения всем своим настоящим весом обрушились мне на плечи.

Затем раздалось тихое мяуканье, и Сиддхартха прыгнул ко мне на кровать. Он тут же принялся мурлыкать, тереться о мое плечо, радуясь, что может снова побыть один на один с любимой хозяйкой. И, засыпая, я слышала довольное урчание своего котика, а возможно, и нотки моего собственного.

Мне хотелось бы сказать, что на этом все кончилось, и я была сильной, свободной, готовой двигаться вперед, к светлому будущему, не оглядываясь назад. Но в жизни ведь так не бывает, правда? Когда разрываешь отношения, то обычно остается зазубренный край, а не гладкий, и процесс сопровождается скорее моральной слабостью, а не триумфом. Так что уже на следующий день я спрашивала себя, правильно ли я поступила.

Может, Джесси и ушел, но после него остался длинный след. Самое плохое, самое отвратительное то, как я себя чувствовала после его ухода. Как скучала по нему, по его теплому телу рядом со мной. Без него моя постель казалась мне неприятной и пустой. Его виски в серванте, его футболки в стиральной машине, его горячее дыхание в моих воспоминаниях. Я скучала по нему непереносимо. Ненавидела его и себя, но все равно скучала.

Но возвращаться не собиралась. И хотя я могла посмотреть в глаза своему отражению, посмотреть в лицо Джесси я не могла. Поэтому я сделала то, что раньше даже представить себе не могла.

Я все бросила. Бизнес. Друзей. Свою жизнь. Я стояла в спальне и вдруг почувствовала, что стены надвигаются на меня плотным кольцом и мне нечем дышать. Мне показалось, что я умираю. Но если мне суждено умереть, то я была уверена, что не хочу умирать здесь, в этом городе, где Джесси станет злорадствовать, а мои друзья, ну или по крайней мере мои кошки, оплакивать меня.

Я села на автобус до Атлантик-Сити и ревела всю дорогу. Взгляните на карту — непрекращающаяся истерика от Массачусетса до Нью-Джерси.

Я даже не уверена, из-за чего я так плакала.

Когда я добралась до Атлантик-Сити, то была уже совершенно измучена. Я, спотыкаясь, выползла из автобуса и сняла себе номер в отеле при казино «Сэндс». Сверкающие люстры и внезапные крики восторга у столов для игры в блэк джек, мимо которых я проходила, постоянная вибрация смеси надежды, цинизма и отчаяния — все это окутывало меня покрывалом, и возникало ощущение нереальности происходящего.

Все остальные в этом городе считали очки, а я в унылом номере отеля считала таблетки.

Достаточно, подумала я, хотя, возможно, и мало.

Я взяла с собой три с половиной грамма кокаина, решив, что гремучая смесь кокаина и снотворного сработает. Такого количества кокаина, наверное, уже хватило бы. Я повесила на дверь табличку «Просьба не беспокоить», открыла вино (причем предусмотрительно купила бутылку с завинчивающейся крышкой, может, и не самого лучшего урожая, если вообще стоит говорить об урожае, но это удобнее, чем возиться с пробками и штопорами) и начала раскладывать кокаиновые дорожки на столе. Я заплатила за кабельное телевидение, но смотрела фильмы, ничего не видя. Сердце глухо колотилось из-за принятого кокаина, а мысли бесцельно скакали по кругу.

Я начала складывать горкой таблетки, перебирая их пальцами, как другие люди — фишки для покера, чувствуя пальцами их вес и значимость. Затем я выложила их в ряд и пересчитала, потом перемешала, снова выложила в ряд, а потом сложила горкой. Таблетки меня гипнотизировали.

Как ни странно, мне не нравилась идея глотать их, зато очень нравилось то, что они мне обещали. Забвение. Темнота. Тишина. Сон.

Я дотрагивалась до них, гладила их, словно они могли передать мне какое-то сообщение прямо через кончики моих пальцев. Дать ответы на все вопросы. Никаких тебе больше мыслей, дилемм, боли. Вопрос не в том, почему люди убивают себя, скорее наоборот — почему они этого не делают. Я дотрагивалась до таблеток и ощущала волну спокойствия. У меня все под контролем. По крайней мере — господи, наконец-то, — у меня все было под контролем. Я могла сама решить, жить мне или умереть.

Я перебирала таблетки, и постепенно это ощущение покидало меня, энергия утекала из моего тела. Я механически пересчитала их, а потом еще раз. Я даже поднесла одну к губам, прижала ее поплотнее, но не открыла рот.

Внутри меня засела какая-то чернота. Я не понимала, что это и как ее оттуда выгнать.

Я сложила таблетки в пластиковую бутылочку, откинулась назад, закрыла глаза, прижав ее к себе. И снова оказалась в том коридоре, в доме на улице Саут-Баттери. Длинная полоска света, тянувшаяся от окна, улавливала пылинки, плясавшие вокруг, словно они застыли в воздухе и во времени.

Голос папы напугал меня.

— Где Эбби?

Раздалось какое-то бормотание, а потом чей-то голос попросил собравшихся успокоиться.

— Тебе нужно экономить силы, чтобы поправиться.

Думаю, это один из папиных партнеров, которые, казалось, все время торчали у его постели.

Снова голос папы, на этот раз раздраженный.

— Я хочу видеть мою девочку.

Я плотно прижалась спиной к узорчатым обоям в коридоре. Рядом со мной на столике стояла китайская ваза. Я пыталась открыть глаза, но не могла.

— Тебе лучше отдохнуть, Эдгар. — Мамин голос, доносившийся через тяжелую дверь спальни, казался звонким, как колокольчик.