Книга Жду, надеюсь, люблю… - Ирина Лобановская

— Как у тебя, — пробубнила Светлана. — Вот Маша часто сыну говорит: «Стоп! Нужно жить другой, нормальной жизнью». А ты тоже не можешь! Ходишь-бродишь ночами, как зверь лесной…

— Я вам скажу… — угрюмо отозвался Павел. — Нельзя сидеть сложа руки… И терять веру без борьбы. Нельзя думать: на ком-то держится мир. Правильно, держится. На нас самих в общем и целом. А мы живем все-таки в воюющей стране. Значит, добывать мир придется всем миром. Воевать за него без оружия. Простая истина. Неужели ее до сих пор нужно кому-то объяснять?

— Почему вы мне все это рассказываете?… — прошептала смятенная Марина.

Павел и Светлана немного смутились и переглянулись.

— Простите, Марина Евгеньевна… Женщина и война — существительные слишком разные, — медленно заговорил Павел. — Смысл у них резко противоположный, я вам скажу. Чересчур. Тем более не похожи друг на друга слова «мать» и «война». Между ними нет ничего общего. Кроме одного: женский род! Но каких только казусов не встречается в русском языке! Я как-то призадумался над этим… К женскому роду относятся и существительные «смерть», «бомбежка», «артиллерия»… Абсолютно несовместимые и непримиримые. А матери тоже воюют — против войны. Мы живем в воюющей стране. Ни для кого не секрет. Давно живем. Привыкли… Марина Евгеньевна, вам не кажется кощунственным этот глагол как раз здесь? В общем и целом… Почти забыли о ней, если бы не вездесущие корреспонденты. Потому что война коснулась далеко не всех и не пришла на нашу улицу, в наш довольно тихий, хотя тоже условно, город. Но разве могут забыть о ней матери, дети которых побывали там?… — Он задумался. — Там день и ночь грохочет артиллерия, рвутся снаряды и мины, каждый твой шаг может стать последним… Хотя и здесь тоже может, но там это — повседневность. А те, у кого дети никогда не вернутся домой с этой странной, затянувшейся на долгие годы, не слышной под нашими окнами войны? И мы сами, прошедшие через этот ад… Мы со Светкой прокляли его. — Он осторожно посмотрел на Марину. — Да, я понимаю ваш взгляд, я сам себе противоречу… Рвусь туда и проклинаю ее… Верите, нет? А знаете, как можно раз и навсегда прекратить все войны на земле?

Женщины глянули на него с некоторым слабым интересом.

— Запретить выпуск военных игрушек — игрушечных танков, солдатиков, пистолетов, автоматов… Запретить жестко и всюду. И все! Дети перестанут играть в войну и о ней думать. И они вырастут, эти дети… И тогда наступит мир на всей земле…

Марина грустно улыбнулась и уткнулась носом в шаль. Если бы так просто решались проблемы на земле…

— Историю помните? В общем и целом? Да война с Чечней длится вовсе не годами — веками! На ней еще отличался бравый молодой офицер и будущий русский писатель Лев Толстой и получал боевые награды за безрассудную смелость русский поэт Михаил Лермонтов. Ну и что? Утешает нас это? Оправдывает? А история не стоит на месте. И теперь уже первая чеченская война стала историей, и мы вспоминаем о ней, хотя уроков из нее, увы, почему-то не извлекли.

— Почему вы мне все это рассказываете?… — снова прошептала Марина, кутаясь в шаль.

— Мы хотим вам помочь… — отозвался Павел.

Глава 7

После двух свадеб подряд семья Бычковых словно поредела, хотя на самом деле обогатилась сразу двумя мужьями-зятьями. Евгений Павлович вышел из больницы и сразу стал подыскивать варианты обмена — оставаться по соседству с Макаром Макарычем, отныне мужем дочери, он не желал. Арина переехала к мужу, Марина и Роман пока жили у Бычковых, но мечтали об отдельном жилище. Ася бродила по комнатам совершенно неслышно и безмолвно. Бабушка почему-то на всех обиделась и внезапно переехала к какой-то своей закадычной подруге-журналистке. Остался оптимистичным и бодрым один Александр. Он только слегка посожалел о квартире соседа, где раньше жил по возвращении в родной город. Хотя Арина предложила брату:

— Ты можешь здесь жить, как раньше. Я даже твою комнату занимать не стану.

— Ладно, — махнул рукой Александр. — Подумаю. Не хочу вам мешать.

— Раньше ведь не мешал, — ухмыльнулась Арина. — И теперь не будешь.

Однако ей очень, и весьма неожиданно, помешал сын Макара Макарыча, таинственный субъект, секреты которого по сей день оставались неразгаданными.

На свадьбу ни он, ни его сестра не пришли. Но дочь Макара все-таки позвонила с поздравлениями, пусть даже делаными, сказанными нехотя, через силу и сквозь готовую в любую минуту прорваться нездоровую насмешку или ядовитый хохот. А сын вообще сгинул, хотя Макар отправил ему телеграмму на тот загадочный адрес в Подмосковье, по которому сын никогда не жил, но откуда ему исправно и четко доставляли всю корреспонденцию.

— Нет и не надо! — проворчал не слишком довольный всем этим Макар. — Без детей спокойнее, если смотреть правде в глаза!

А что он, собственно, думал? На что рассчитывал? Что взрослые дети завизжат от радости, услышав о его второй жене, которая ему в дочки годится и моложе их самих? Смешно… Но Макар Макарыч оскорбился и надулся.

Первые три месяца «молодые» провели дружно и счастливо. Макар потакал Аринке во всем, исполнял все ее капризы и желания. А она только того и добивалась. Она находилась на самой вершине блаженства. И даже смутно не догадывалась, насколько кратковременно любое блаженство на земле. Хотя могла бы кое-что понять.

И наконец на голову счастливо и нежно воркующих молодоженов свалился карающим ястребом сын Макара Макарыча Вадим.

Арина была в тот день дома одна. Вернувшись из Гнесинки, она наспех пообедала — есть она теперь любила только с мужем, который увлеченно готовил на двоих и оказался в качестве повара почти великим мэтром, демонстрирующим потрясающие способности кулинара, — и села заниматься. Приближалась весенняя сессия. Вдруг входная дверь открылась, и кто-то вошел в квартиру.

Кто это? — с тревогой подумала Арина, отодвигая книгу. Макару еще рано… Или заболел?

— Макар! — крикнула она, все больше волнуясь. — Это ты?

— Нет, это я. — И в комнату заглянул редкий тип — утконос, которого здесь совсем не ждали. — Здравствуй, маменька! А ты вполне ничего… Надо признать, вкус у отца неплохой.

— Ну зачем вы так! — смутилась Арина. — Здравствуйте… Вы надолго? Я сейчас разогрею…

— Не надо ничего греть! Я и так уже довольно разогретый. — Утконос плюхнулся в кресло. Некоторое время они молчали. Наконец гость продолжил: — Вот сижу, не могу глаз от тебя оторвать и даже решился высказаться… Это что же, думаю, за красота передо мной?! Верить своим глазам или нет? Прямо чудо какое-то. — Он явно паясничал и издевался. — Будто картина какая! Признайся, ты реальная женщина? И где отец взял такую? Или создал тебя с помощью колдовских чар? Или ты — голограмма? Графика? Мне серьезно кажется, что не может такого в природе быть, тут настоящая сказка! Впрочем, у отца нынче и впрямь не жизнь, а сказка. Неужели здесь правда этакая красота сидит? Я не совсем верю себе…

Обозленная Арина отозвалась сардонически: